— Кого атаковать? — не понял генерал-майор Галицкий. — И почему только по самолётам?
— Ну, немецко-фашистских оккупантов, — пояснил я. — У них имя Фриц — одно из наиболее распространённых. Да и говорить так короче. А про пулемёты… Они же никакой бронёй не прикрыты. Того, кто вылезет из боевой рубки пострелять по немецкой пехоте, тут же пулями изрешетят. Пушки у нас — дай бог каждому, но вот от пехоты в ближнем бою ничего нет. Считайте нас, товарищ генерал-майор, передвижной противотанковой батареей.
— Твой предшественник, капитан, совсем другое говорил.
— За эти глупости его и сняли, пока не успел технику загубить.
— А ты не загубишь?
— Я, товарищ генерал, в отличие от предшественника, хорошо знаком с тактикой самоходных артустановок. Их амплуа — стрельба по бронетехнике. Ну, и у той, что калибром 122 и 152 мм, в качестве некоторой замены корпусной артиллерии. Осколочно-фугасными снарядами по наступающему противнику стрелять можно. Но не для ближнего боя с пехотой.
Разговор прервал вестовой с сообщением о выходе на позиции самаро-ульяновцев остатков 5-й танковой дивизии, отступающей от Алитуса.
— Много их там? — оживился Галицкий, у которого в соединении имелось лишь пулемётные танки разведбата, 10 Т-26 и столько же бронетранспортёров.
Лёгкий танк Т-26
— 15 танков, 20 бронемашин, 9 орудий и обоз. Раненых очень много…
Связавшись из штаба дивизии с командованием 21-го стрелкового корпуса, полковник Фёдоров, которому уже «настучали» про «особое» бронетанковое подразделение, приданное Галицкому. Действовать утром против танковых дивизий Гота (Фёдор Фёдорович сообщил, что на пятки его красноармейцам наступают передовые подразделения 39-го моторизованного корпуса) предстояло вместе, и он хотел разобраться, на что способны соседи.
— Нам бы под Алитусом эту технику, — с досадой взмахнул он рукой. — Не каждый снаряд БТ броню даже лёгких немецких танков брал. Сам видел: есть попадание, снаряд просто раскалывается.
Знакомая история. Намаялись наши предки с этими снарядами, изготовленными с нарушением технологии.
— Жаль, боеприпасами у тебя нельзя разжиться. У ребят по несколько снарядов в машинах осталось.
— К «сорокопятке» — точно не разжиться. С этим к генералу Галицкому нужно обращаться. А вот для «тридцатьчетвёрок» снаряды от дивизионных пушек Ф-22УСВ, которые имеются в нашей бригаде, вполне подойдут.
Связались по радио, и к утру командиру 5-й танковой дивизии доставили по боекомплекту для его всё ещё «живых» шести Т-34. Совсем незадолго до того, как северо-западнее Ошмян вспыхнула перестрелка с немецким авангардом, подошедшим от Вильнюса.
Вот и начался мой первый боевой день войны, о которой я ещё десять дней назад думал, что она осталась далеко-далеко в прошлом.
Младший политрук Александр Лукашенко, 28 июня 1941 г., 20:00, Погородно.
Наш противник — 5-й армейский корпус немцев. Относительно небольшой: всего две пехотные дивизии. Небольшой-то небольшой, да артиллерией оснащён неплохо. Вон, как громыхало западнее нас, где держат оборону основные силы 17-й стрелковой дивизии и второй батальон нашего полка. Ни «Гвоздики», ни «Грады» до немецких батарей не достают, поэтому, гады, и палят безнаказанно. Но, как говорят в штабе батальона, дивизия держится прочно. В основном, за счёт поддержки БМП, которые с большого расстояния разносят в щепки немецкие бронетранспортёры. На рожон не лезут, помня об уязвимости наших машин перед противотанковой артиллерией фрицев, и много маневрируют.
И вообще, как я заметил, боевой дух красноармейцев очень поднимается, когда их поддерживает наша бронетехника. Даже лёгкая, как у нас. Это заметно не только по ополченцам, присоединившимся к полку под Гродно. Тут, севернее Погородно, окопался 278-й стрелковый полк 17-й стрелковой, и его бойцы сразу воспрянули, увидев БТР, пока мы готовили им основные и запасные позиции. А уж когда разглядели взвод Т-72, при помощи которых большинство капониров для бронетранспортёров и выкопали (удобная, всё-таки, штука эти танковые самоокапыватели!), то и вовсе замполит полка прибежал. Ему же, как и мне, как раз и заботиться о боевом духе личного состава.
Известие о том, что мы из будущего, распространяется, как лесной пожар в ветреную погоду. Вот и батальонный комиссар Якин попросил это подтвердить. По секрету, разумеется.
— Вы же понимаете, что нам нельзя об этом рассказывать. Даже по секрету, — попытался выкрутиться я, и это его, естественно, лишь убедило в достоверности слухов.
Взвод — всего-то три танка, но как он вдохновил людей. Для красноармейцев Т-72 — это нечто заоблачное: ниже, приземистее «тридцатьчетвёрки», но из-за калибра пушки с утолщением посреди ствола выглядит настоящим монстром. Может, на фоне КВ-2 с его 152-мм гаубицей и высоченной квадратной башней, они и не смотрелись бы, но этот динозавр — большая редкость, и увидеть его едва ли не сложнее, чем жителю глубинки моего «родного» времени правительственную «Чайку». Здесь же повсеместно в ходу БТ разных моделей и Т-26 с противопульной бронёй и «игрушечной» 45-мм пушчонкой. По габаритам они даже мельче наших бронетранспортёров.
Роту танков оставили под Радунью. Там сейчас жарко, но у немецкого пехотного корпуса, нащупывающего там нашу оборону, не так уж и много бронетехники. Наши позиции — вообще почти тыловые, на всякий случай, если какое-то подразделение гитлеровцев задумает обойти оборону местечка с фланга. А два взвода из второй танковой роты, дымя выхлопом, укатились к Вороново. Именно туда должна выйти какая-то часть немецкого 57-го моторизованного корпуса. Хоть там сейчас и находится третий батальон нашего 339-го мотострелкового полка, усиленный ротой танкового батальона, но командование полка решила сосредоточить Т-72 именно там, на танкоопасном направлении.
Стихла более близкая канонада в районе Радуни, и стало слышно, как грохочет на северо-востоке, в районе Вороново. Что, и там фрицы попёрли?
Примчавшийся ротный объявил:
— Ждём подкрепления.
Какого ещё подкрепления? И зачем оно нам здесь, в тылу?
— Северо-западнее Лиды на оборонительных позициях, которые сейчас никому не нужны, застряла целая противотанковая бригада Резерва Главного командования. Представляешь, Григорьич, какому-то штабному дебилу в башку клюнула «умная» мысля́, и он отобрал у неё все орудийные тягачи. Противотанковые пушки и 85-мм зенитки даже нечем перевезти на какой-нибудь другой рубеж. А наш полковник Ковалёв, не будь дураком, пробил в штабе фронта разрешение присоединить её к полку.
85-мм зенитная пушка 52-К
— Бригаду к полку? — удивился я.
— Ну, не совсем присоединить, а действовать совместно. У нас же куча грузовиков, тягавших снаряды, освободилась, вот и послали наши «стотридцачики» с «Уралами» и «Шишигами» выручить противотанкистов и перебросить их на наши рубежи обороны. Лиду всё равно придётся оставлять, чтобы в котёл не угодить, так не бросать же матчасть такой мощной боевой единицы.
Я, было, попытался выразить скепсис по поводу мощной боевой единицы, но Злобин меня тут же осадил. Даже если учитывать, что её укомплектованность противотанковыми средствами составляет всего 70%, нет бронебойных снарядов, а шрапнельные и осколочные в наличии только к 76-мм орудиям, это больше 80 стволов 76–85 мм. Кроме того, 16 37-мм зениток, 12 пулемёта ДШК, 90 ручных пулемётов.
Со снарядами дело поправимое. По словам Злобина, со складов 13-й армии пообещали выделить необходимые боеприпасы. Так что наш участок обороны разжился очень удачным приобретением.
Но до того момента, когда в районе вёски Солишки началась стрельба, протвотанкисты подойти не успели. Немцы, получив по морде севернее Радуни, в районе Киванцев, начали искать более слабые участки обороны 17-й дивизии.
Местность тут сложная, много заболоченных участков, так что передвигаются они, в основном, используя дороги. Вот и попытались воспользоваться просёлком, ведущим из Дотишек в Солишки. Как оказалось, с пяток мотоциклистов при поддержке колёсно-гусеничного бронетранспортёра.