— Э, вы, наверное, меня совсем за ишака принимаете. Разве разделение не принадлежит сознанию?
— В этом и возникла проблема в мире двойственности, сказал Дон Мен. — Люди перестали творить чудеса, окунулись в проблемы, страдания и болезни. Это — симптом.
— Какой?
— Ну, прежде всего, подтверждено предупреждение древних мудрецов: не переходи грань «адвайты». Человек нарушил это. Во вторых, появились новые точки отсчёта.
— Какие?
— Хотя бы тот же абсурд. Мы знаем о разделении на двойственность и живём этим миром. Поэтому не способны воспринимать «адвайту» напрямую. Вот почему Ван и вошел в затруднение. Такого не существовало для брахманов времён Ману. Они жили свойствами сознания так же легко, как Запад живёт теперь свойствами ума. Нет для свойств сознания иного, чем само сознание. Нет для людей Запада иного сознания, чем свойства ума.
— Говорят, что люди Запада тоже творят чудеса?
— Это так. Они летают, слышат и видят на огромном расстоянии. Но они отдали предпочтение той части двойственности, которую я назвал «внешней». Внешний мир стал предметом их деятельности. Ум вершит вариации в себе, но приписывает и направляет их для воздействия на внешнее. Ум приспосабливает и «крушит» всё под свои вариации.
. — Сильные эти вариации, — сказал Ван.
— Ум не имеет силы. Он взывает к двигательной силе. Если кто-то окажется таким же служителем ума, то он предоставит в распоряжение свою физическую силу. Ум в себе слаб, но он ищет себе подобных. Их можно убедить, уговорить, запугать.
— Значит ум и сила — братья?
— Есть сила созидательная. Есть сила разрушительная.
— Чем они различаются? Кто судья тому. Даже насильники себя считают правыми и требуют почестей.
— У кого, требуют? — вмешался Ли. — Кто их награждает, возвеличивает и хвалит?
— Такие же, — сказал У Тан. — Бандит хвалит бандита.
— Согласен ли с этим юноша? — усмехнулся Ли.
— Нет. Христиане богом почитают Иисуса Христа. Тот сказал: «Кесарю кесарево, а богу богово». В другом месте он говорит про таких: «Они уже теперь получают своё». В том нет уничижения. Порицает Христос лишь тех, кто спекулирует боговым в мире ума. Называет их лицемерами. Тот, кто служат уму, из духовности делает ценность и притягивает этим других. Здесь нарушается гармония, и тело общества начинает гибнуть.
— Интересно говоришь, — сказал Ли, — а я думал, что ты последователь Будды.
— И Будда, и Христос — это и есть я. Кто рискнёт сказать, что он знает БУДДУ, или Христа такими, какими они были на самом деле?! Каждый человек имеет шанс лишь создать образ. Но создать чужое он не способен. Кто будет говорить о том, сам не зная о чём?! Каждый говорит именем своего образа. Честный скажет, как я. Лукавый сошлётся на истину. Так, люди Запада личное выдают за реальное. Они приписывают Иисусу личное понимание и лукаво спекулируют так, словно это и был настоящий Иисус. Такое я встречал и в недостойных монастырях. Имя Будды преподносят так, словно есть настоящий Будда, а есть те, кто до этого не дорос ещё.
— Чем дальше я тебя слушаю, тем больший сумбур у меня в голове! — воскликнул Ван.
— Парень говор ит честно и искренне. Такие не ошибаются, — успокоил Ли.
— Почему «не ошибаются»? — выразил сопротивление Ван.
— Перед этим он говорил о созидательности и разрушительности. Вы плохо размышляли на эту тему. Начнём с того, может ли созидательный человек вредить?
— На то он и созидательный, чтобы не наносить вред, ответил У Тан.
— Может ли, несущий разрушение, созидать?
— Нет.
— Согласитесь, что и разрушитель, и созидатель действуют по своей воле и, следовательно, — искренне.
— Это так.
— Считает ли себя разрушитель разрушителем?
— Нет.
— Считает ли себя созидатель созидателем?
— Нет. Они же действуют согласно своему духу.
— Гарантирован ли созидатель от ошибок?
— Да, — твёрдо сказал У Тан, — любые его «ошибки» обязано пойдут на пользу людям. Иначе он перепрыгнет в ранг разрушителей. Тогда его нельзя называть созидателем.
— Итак, между созиданием и разрушением — пропасть. Нельзя повиснуть между разрушением и созиданием.
— А причём здесь парень, — сказал Ван.
— Ты хочешь обвинить его в разрушительстве? — засмеялся Ли.
— Но душе он мне набередил.
— Душу, или ум?
— Ум, конечно, — вмешался У Тан.
— Парень сам этого не скрывает. Вникни, что он говорит: непосредственное восприятие и ум несовместимы; непосредственное восприятие неделимо. Ум не может существовать без деления на двойственность. При этом одну свою часть ум отрицает, а другую ставит главным. С этим ты согласен?