— Опять ты декларируешь! Но на этот раз ты подсовываешь мне под лозунгами целое мировоззрение. Что такое совер шенствование? Что такое пороки? Кто определяет степень порочности? Где эталон безгрешности? Может быть, твои учителя лукаво намекали на свою безгрешность, прикрываясь именем Будды?
— Ты что, не знаком с «восьмеричным путём»?
— Знаком, но не умом, а существованием.
— Как это? Опять скажешь, что ты и есть Будда и «восьмеричный путь» предложил ты?
— Я же говорил, что раб будет агрессивным, когда посягают на его иерархию. Ты, монах, так ничего и не понял даже умом. Посмотри вон на то облако, Почему ты не называешь его камнем?
— Потому, что оно облако.
— Следовательно, если кто-то является носителем свойств, то он и есть это существо?
— Конечно, не назову же я лошадь человеком.
— А если человек, которого ты не видел, встретится тебе, то сможешь ты опознать его по детально описанным его приметам?
— Смогу.
— В монастырях описывают не лицо и тело Будды, а свойства, качества Будды. Можешь ты по свойствам и качествам опознать носителя свойств и качеств? Когда вы с барсом обнюхивали друг друга, я находился на огромном расстоянии. Как я мог оказаться в мгновение рядом?
— Да, действительно…
— Ты зазубрил «восьмеричный путь» умом, а явление действительного не зришь. Учителя обучают тебя ненасилию, а сами занимаются насилием над монахами…
— Это ты зря.
— А кто настроил тебя против самого себя?
— Как это!?
— Ты же не доволен собой. Значит, ты настроен сам против себя.
— А причём здесь учителя?
— Кто внушил тебе, что в человеке есть греховность? Я, что ли? Может быть, ты сам себе втолковал, что ты ничтожен? Для этого у тебя, монах, смелости не хватит. Чего же ты не бьёшь себя по голове камнем, как ничтожное и недостойное существо?
— Это будет тоже насилием.
— А быть агрессивным ко мне — это не насилие. Или боем ты называешь мордобой? Следовательно, словами можно воевать. Ударить кулаком это низменно, а ударить словом — нормально! Мы давно уже ведём с тобой бой в мире ума. Я избиваю тебя словесными кулаками, но и ты не остаёшься в долгу. Тебе учителя не говорили, какой бой праведный, а какой выражает насилие?
— Любое насилие недопустимо.
— Совершил ли я над барсом насилие?
— Ты поступил благородно, так как предотвратил…
— Что я предотвратил? То, что он тобой бы с удовольствием полакомился? Так ему это в радость, а я лишил его этой радости. Какое же благородное дело я совершил, если ты, глупец, не достиг элементарного уровня зверей.
— Барс голодный не останется, а я мог лишиться жизни.
— Это другой разговор. Но вернемся к ненасилию. Итак, благодаря учениям, ты возненавидел сам себя, в какой-то своей части, и теперь воюешь с собой, называя эту бойню «путём к просветлению». По своей наивности я это называю самоуничтожением. Может, не стоит терять время и твоим учителям нужно сразу рекомендовать вам кончать с собой? К чему долгие терзания себя, которые вы называете «путём к просветлению»?
— «Кончать с собой» — это тоже убийство.
— Значит, допускается только борьба. Чего же ты открыл рот перед барсом? Со мной ты мастер воевать словами. Но я тебе благодарен, учитель. Ты оповестил меня, что в монастырях тоже плодит себя мир ума. Только уму известны правила, а, следовательно, — борьба.
— Правила предназначены для того, чтобы избегать насилия и жить в согласии.
— Хорошо тебя вымуштровали. А может быть своим умом…
— Ну, что ж, Дон Мен, я выскажу своё мнение. То, что ты здесь наговорил относительно учителей — сплошной срам и непочитание просветлённых. Никак не могу обращаться к тебе «преподобие», хоть ты и патриарх…
Дон Мен залился светлым, громким смехом. Он подпрыгнул от радости и наклонился к воде, так как они уже достигли реки. Зачерпнув ладонью воду, он вымыл лицо и подставил его чистому солнцу. У Сян замолчал. Он ощутил изменение настроения в себе. Спорить больше не хотелось. Всё это показалось далёким и мелочным в сравнении с этим прекрасным и наполненном жизнью утром. Но не было и раскаяния за то недружелюбие, которое он проявил к человеку, только что спасшему его от когтей зверя.
— Куда ты теперь? — спросил Дон Мен.
— Если позволишь, с тобой.
— Такой умный монах для меня сейчас находка. Обычно я тренирую свой ум в среде западных людей. Они в том живут. А ты, ещё к тому, умничаешь на святые темы. Там это встречается не часто.
— Ты говорил, что там есть религия.
— Есть не только темы Иисуса Христа, но и люди, использующие в корм уму темы Востока. Но, как правило, они слабо информированы. И уж совсем скучно, когда всё это крушат под обыденные схемы ума.