— Дурак? — неуверенно произнесла я.
Вроде прочла верно. Только выбор какой-то странный… Кого Шон имел в виду?
— Он самый… — вздохнул Шон.
Я уткнулась в сложенные под подбородком кулаки.
Кажется, понимаю, о чём он. Пострадали не только мы с Асом. Пострадал и Шон. Наставник не мог простить себе, что его меры безопасности оказались недостаточными, что он не уследил за Асом и что вышло то, что вышло… А я не знала, как убедить учителя, что он не виноват. И Ас уже не младенец, должен был понимать, что творит, и мой выбор был добровольным.
Наконец лорд Арден, который сегодня занимался тылами Аскани, распрямился и встряхнул руки:
— Пойду ополосну кисти в проточной воде. И сразу прыгаю в Ларран. Так что прощаюсь до завтра. А вот завтра вечером — уже пора — Астер предлагает устроить в саду пикник с жареным туром, чтобы отметить ваше выздоровление. И есть разговор… Да, корзину с провизией я оставил на кухне.
Коротко кивнул, стремительно повернулся на пятке — серебряные волосы взметнулись сияющим вихрем за широкими плечами — и вышел из комнаты.
Всё же эльфы невозможно, нечеловечески прекрасны. А лорд Арден даже подавляюще…
— Не знаю, что будет завтра, — Аскани упёрся ладонями в скамью, на которой лежал, пока его лечили, и, чуть поморщившись от напряжения, приподнялся, — но я хотел бы поговорить с вами обоими сегодня. Лучше даже сейчас. Вот как Шон закончит…
— Может, лучше после ужина? — отозвался Шон с моей головы. — Я, как помагичу, всегда голодный.
Я прикусила кулак. Всё же учитель — это что-то с чем-то. Хотя лучше его на свете нет…
— Ладно, — кивнул Аскани. И добавил грустно: — Я и сам не рвусь. Но надо.
Интересно, что ещё Асу в голову взбрело?
Корзина оказалась форменной корзинищей, из которой призывно торчали жареные конечности здоровенного гуся. Остальная снедь тоже была не какими-нибудь легкомысленными фруктами, а залитым расплавленным сыром жарким в глиняных горшочках, чем-то копчёным пернатым — поменьше курицы, покрупнее скворца. Шон сказал, что это куропатки. Ещё обнаружилась нарезанная сочными розовыми ломтями нежнейшая ветчина и горячие пироги. И пара тёмных бутылок — Шон, покрутив их в руках, удовлетворённо хмыкнул и убрал с глаз долой. От жаркого шёл пар, бутылки, наоборот, запотели. Меня это не удивило, я уже понимала, как можно сохранить снедь, точно та только-только со сковородки или с ледника — такое называлось стазисом. Но эта магия была секретом императорской семьи, и рассказывать о ней я не имела права даже Асу. Конечно, понятно, но всё равно жаль, что нельзя поделиться…
То, что Шон хочет замять разговор, я смекнула, когда тот удовлетворённо отвалился от стола и заявил:
— Длинный день, спать хочется — сил нет.
Сонливостью учитель не отличался никогда. И ради занятий магией или интересного обсуждения способен был вскочить без сожалений или долгих раздумий в три ночи.
— Всё же выслушайте меня, — качнул головой Ас. Лицо было опущено так, что чёрные волосы падали на лоб, скрывая глаза.
— Может, не стоит? — поморщился Шон, крутя в длинных пальцах надкушенный пирожок с начинкой из розоватого яблочного джема. Зевнул, смешно сморщив нос. Но я заметила, как глаз хитро блеснул в мою сторону, и поняла: придуривается. Врать Шон не умел совершенно. Даже зеванием.
— Так слушайте, — начал, проигнорировав мнение опекуна, Аскани. — Во-первых, я должен извиниться перед вами обоими. Это из-за меня, из-за моего характера, ревности и мнительности случилось так, что я чуть не погиб сам и не утащил за собой Тим. Я размышлял все эти дни, насколько велика моя вина. Я нарушил приказ держаться всем вместе. Причём ушёл один, предупредив не того, кого надо, хотя знал, что Кай ненадёжен. И в результате попал в ловушку, чуть не умер и заставил страдать Тим. И всё потому, что по-дурацки ревновал. Больше я так делать не стану. — Аскани посмотрел в упор на меня: — Тим, ты меня любишь? Такого, как я есть, — ломаного, неуверенного в себе, отстающего от тебя в магии?
Признаваться при Шоне было неудобно. Но, кажется, Аскани нужен был сейчас не просто кивок, а нечто большее. И, если я его и в самом деле люблю, неужели постесняюсь сказать об этом вслух, словно моё чувство — что-то постыдное, что нужно прятать в темноте по углам?
— Да, Аскани, я тебя люблю. Очень-очень, невероятно люблю. Именно такого, как ты есть, — умного, смелого, красивого, благородного. Того, кто разглядел меня — безродную нищенку с кучей страхов — и протянул руку дружбы. А потом не постеснялся признаться в любви и предложил мне, которая с тобой и рядом не стояла, не постыдную тайную связь, а назвал невестой перед всей школой, всем светом. Того, кто меня лечил и со мной занимался, того… — задохнулась, не находя слов. Только продолжала смотреть в родные тёмные глаза, пытаясь передать, донести то, что сейчас чувствовала. А потом закончила: — Ас, я люблю тебя больше жизни. И ты знаешь — это не просто слова…