Но даже и тут начинались какие-то коллизии. Я видел, как две монахини буквально выдирали из рук прилично одетой дамы растерянную молоденькую девушку. И выдрали, после чего дама заорала такие слова, которые я раньше разве что от ирландских землекопов слышал.
— Сводня, — пояснил Дуглас. — Они якобы нанимают девушек горничными, а потом продают их в бордели.
— Повезло девушке, — посочувствовал я.
— Ну да, — с некоторым сомнением в голосе подтвердил Дуглас. — Хотя святоши, знаешь ли, обожают дармовую рабочую силу, и от них не так уж просто выбраться.
— И еще, наверное, по мозгам любят ездить, — предположил я.
— Э? — не понял Дуглас.
— Проповедями одурманивают, — как мог, объяснил я.
— Ага, — кивнул Дуглас. — Иногда аж насмерть.
Мы пробились к воротам, и Дуглас предъявил привратнику документы, разрешающие нам пребывание в Касл-Гардене. Без таких документов на территории центра могли находиться лишь служащие иммиграционных служб, сотрудники аккредитованных здесь контор и, разумеется, сами понаехавшие.
— Раньше, лет десять назад, таких строгостей не было, и прибывшие могли свободно выходить в город, а раннеры — заходить сюда, но домовладельцы с окрестных улиц подняли ор, что иммигранты им все загадили, воруют, да и вообще заразу разносят, а служащие стали жаловаться, что раннеры прямо с трапа барж приезжих растаскивают, — пояснил Дуглас. — Так что огородили.
Печален был Бэттери-парк вблизи Касл-Гардена, но еще печальнее оказалось за высоким дощатым забором, огораживающим и бывший форт, и понастроенные вокруг него службы федерального иммиграционного центра. Тут все было вытоптано так, что не то что деревцу или кустику, а и травинке не удалось бы вырасти.
Касл-Гарден примерно в 1870 году
Во дворе перед входом в главное здание были толпы пассажиров, огромное множество детей и горы багажа.
— Сколько их тут… — пробормотал я.
— По предварительным оценкам, в этом году ожидается примерно четверть миллиона переселенцев, — сказал Дуглас. — Очень грубо это означает человек семьсот в день, а если учесть, что многие тут задерживаются не на день, а на несколько дней… — он огляделся. — … то тут их тысячи.
Мы прошли к главному входу в здание. Старые тяжелые ворота под вывеской "Касл Гарден" были открыты, и, похоже, открыты уже не первый год, потому что успели врасти в землю. проем закрывали новые ворота — поменьше и полегче. В массивных стенах из коричневых каменных блоков окон не было, а скорее бойницы, но тяжелого впечатления бывшее артиллерийское укрепление не производило: по бойницам лазали подростки… да они везде тут лазали, куда только можно было добраться, с интересом исследуя новое место.
Мы пока внутрь главного здания не шли, а дожидались служащего, которого выделили нам в качестве гида. Дуглас тем временем рассказывал не хуже экскурсовода.
— Еще полвека назад всех этих иммигрантов вывели бы на торги и банально распродали бы, как рабов, — говорил он, флегматично поглядывая вокруг. — Проезд был дорог, но в Старом свете они подписывали долговое обязательство, что отработают несколько лет… ну то есть формально рабами они не были, а были слугами по контракту, но если подумать, так особой разницы не было. За день прогула срок контракта удлинялся на неделю, за неделю — на месяц, за месяц — на полгода. а детишки оставались во власти хозяина до совершеннолетия.
— А если родители раньше освобождались? — спросил я.
— А толку, что они освободились? — возразил Дуглас. — Ни дома, ни денег, голытьба бесправная — кто ж им детей отдаст?… Пока на хозяйство заработают, сколько времени пройдет. Да и необязательно, что дети и родители одному хозяину доставались. Их же не семьями продавали, а отдельно каждого. Через несколько лет и не найдешь, куда тех детей продавали. Потом запретили белых людей продавать, а через несколько лет и негров в северных штатах продавать запретили, но к тому времени билеты подешевели, а народ поумнел и в кабалу уже не так охотно лез. Но народу теперь стало погибать в каждом рейсе — чуть не каждый пятый. Капитан же не должен был беречь пассажиров — они ведь больше не товар, деньги перед рейсом заплатили, а сколько их до конца плавания доживет — кого волнует? Набивали пассажирами полные трюмы, да еще каждый переселенец, ступая на борт судна, должен был иметь при себе запас еды на все путешествие… не все умели рассчитать, а некоторые надеялись, что у других отберут.
Он помолчал, дав мне осознать, каково это, пересечь океан без запаса жратвы, и продолжил: