Я сел, потряс головой, пытаясь проснуться, на автомате оделся-обулся, и Норман вытолкнул меня в лапы затаившегося за дверью хищника… вернее, в лапки… а еще вернее, в маленькие, но цепкие и сильные руки миссис Уильямс, которая, не давая мне опомниться, потащила меня к столовой.
В доме Шварцев — чуть ли не единственном на целой улице сегодня пробудившемся, — всё уже было готово. В салоне столы уже были накрыты с расчетом на детишек — все нормальные взрослые проснутся разве что к обеду. Зал был пуст, только через задние двери от кухонной пристройки фрау Щварц заносила что-то из угощения.
Меня затолкали в спальню, где за ширмой уже доводили до кондиции мисс Мелори. Вокруг нее хлопотала миссис Тодд, одолжившая ей свое шелковое платье… ну, насколько я понял из ее реплик: уже не такое модное, да и утянуться в него уже не получается, но это же такой красивый шелк, надо бы подумать, как платье перешить, но в этом диком Арканзасе разве найдешь толковую портниху?
Меня развернули спиной к ширме (наверное, чтобы не подсмотрел чего-то неположенного), зачем-то причесали и засунули в медвежью шубу Бивера, а чтобы я из нее не выбрался, потуже затянули пояс. Бивер заметно выше меня, да и корпусом пошире будет, так что можете себе представить, как я выглядел. Потом меня попробовали увенчать терновым венком… на самом деле, из остролиста, но тоже очень колючим… я воспротивился, поэтому венок возложили на шляпу. Бороду из ваты, которая была прицеплена к венку, из-за этого срочно пришлось приметывать к шляпе. От шляпы мне отделаться не удалось. Ладно, сам виноват, нефиг было лезть с вопросами, когда шла подготовка к празднику. Любопытство наказуемо. Венок так венок.
На этом мой костюм был закончен.
Миссис Уильямс чуть приоткрыла дверь и начала подглядывать в узкую щелочку, что там творится в зале.
В зал тем временем запустили ребятишек, за дверью было шумно, все обсуждали подвешенную под потолком сосенку с яблоками. Младшая девица Шварц авторитетно разъясняла, что это специальное рождественское дерево Die Fichten, на нем на рождество вырастают яблоки и конфеты. Конфетное дерево вызвало интерес, но и недоверие. Кто-то попробовал подобраться к этому таинственному Фихтену поближе, чтобы изучить поподробнее, но герр Шварц с похвальным проворством отогнал естествоиспытателя подальше от веревки, на которой Фихтен висел, и заиграл на скрипочке что-то вроде «О Танненбаум».
— Вы готовы? — подкралась с той стороны к двери старшая фройляйн Шварц. — Можно начинать?
— Да-да, — отозвались из-за ширмы.
Ширму отодвинули, и из-за нее выступил ангел: в том самом голубом шелковом платье, сильно коротковатом для мисс Мелори, с крылышками из нашей лучшей чертежной бумаги, вся опутанная ленточкой, к которой были прикреплены белые ажурные снежинки и желтые бумажные звездочки. На голове у нее была картонная корона, покрашенная бронзовой краской.
Дальше началось действо, сильно смахивающее на родные детсадовские праздники: старшая дочь Шварцев начала вешать какую-то сказочную лапшу на уши детишкам, после чего те дружным хором стали звать рождественского ангела.
Мисс Мелори выпорхнула в зал, объявила, что она рождественский ангел Ла Кристин из Луизианы, прочитала наизусть длинный стих из какого-то прошлогоднего рождественского журнала, показала парочку эффектных химических фокусов, явно подготовленных Элом, и наконец помянула, что ждет не дождется Батюшку Рождество, который вот-вот прибудет из далекой России.
После чего, само собой, заставила детишек звать и его. То есть, конечно, меня.
Я ждал, когда меня вызовут трижды, уцепившись за ручку большого чемодана. Чемодан был потрепан жизнью, но девушки обшили его дерюжкой, обработанной в нашей светокопировальной мастерской. Перед экспозицией они выложили на ткань веточки, бумажные снежинки, звездочки, отчего на готовом изделии появились какие-то белые фигурки на синем фоне — выглядело фэнтезийно, пожалуй. Веке в двадцать первом что-то похожее назвали бы батик, но, если честно, настоящий батик делается совсем не так.
Я наконец выволок из спальни чемодан…
Кто сказал: «Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой?..»
Никто не сказал, это я сам так подумал и невидимо ухмыльнулся в ватную бороду.
Я прошел с чемоданом к условной сцене, деланным басом прочитал коротенький стишок про себя (то есть про Батюшку Рождество), сел в предложенное мне кресло… небось, любимое кресло герра Шварца, очень удобное.
Детишки, рассматривая меня, смеялись: те, что помладше — от восторга, те, что постарше — надо мной. За их спинами, подпирая стенку, стояли их мамы и тоже смеялись.