И, добавлю, печатал Индейскую Библию тоже индеец — Джеймс Ваваус Принтер (Принтер, то есть печатник, стало его фамилией).
Глава 11
После рождества у нас в лаборатории началось что-то вроде каникул. Не то, чтобы Норман официально объявил выходные дни, а просто руки к работе никак не лежали. Народ ударился в развлечения и пропадал в городе целыми днями. Помимо театров, осевших у нас погастролировать на праздники (драматического и оперного), в городе силами любителей поставили модный водевильчик, получилось бестолково, но весело, и самодеятельных актеров попросили повторить спектакль еще раз. Нет, я не присутствовал на представлении, но Дуглас рассказывал и зазывал на повтор. В городской школе поставили «Путь паломника» — тоже бестолково, зато весьма умилительно для родителей. Поскольку я числюсь вроде как родителем Эмили, а наши детишки до рождества вполне себе учились в городской школе и спектакль тоже готовили, пришлось умиляться и мне — в компании с миссис деТуар, Шварцами, Келли с супругой и миссис Макферсон с частью отпрысков. Даже если не считать актерской бестолковости, опус этот, написанный в семнадцатом веке и последние лет двадцать почему-то выкопанный и вошедший в моду, на диво нуден, но полон возвышенной протестантской символики. Я бы предпочел, чтобы детишки поставили «Айвенго» — тоже модно, но зато и экшен в наличии, и мальчикам было бы интересно побряцать оружием.
Профессиональный театр порадовал нас «Двенадцатой ночью» и полненькими ножками дамы, которая играла Виолу, а в оперный театр Дуглас идти отсоветовал, по его комментариям это была безыскусная халтура, рассчитанная на самый дурной вкус, певцы все безголосые, побитые жизнью и зрителями, а молодых актрис, на которых можно было бы полюбоваться, в труппе нет, последняя сбежала еще в Наполеоне.
Большой популярностью пользовалась панорама — это такой большой рулон, который в процессе рассказа перематывают перед зрителями. Нам показали «Путешествие по Миссисипи» — как сказал Бивер, который был в курсе, слабую копию полотна Кэтлина. В сущности, это был пиратский показ, потому между двумя компаниями, показывающими сейчас «Путешествие по Миссисипи», велась сейчас большая склока насчет плагиата, а наше шоу явно не относилось ни к одной из этих двух компаний. Но для глухой провинции годилось и такое зрелище. На сцене перед «экраном» — фрагментом рулона — стоял полный достоинства господин и по мере перематывания «Миссисипи» от верховьев к Заливу рассказывал о достопримечательностях великой реки, иногда заглядывая в шпаргалку. В особо драматические моменты тапер начинал наигрывать что-то элегическое на пианино, и чтец поспешно делал пару глотков из кружки. К концу сеанса пивной выхлоп уже долетал до самых последних рядов, и речь декламатора начинала терять былую отменную дикцию. Кстати, насколько я могу судить, Мемфис и Сент-Луис были такими, как на панораме, лет так двадцать назад.
Кино еще не изобрели, но в баптистской церкви показывали слайды через «волшебный фонарь» — немного видов Святой Земли и Египта, верблюды, пальмы и крокодилы. Я не ходил, но Макферсонам понравилось. В другой церкви органист с небольшим оркестром играли Генделя. Дуглас затащил меня с Норманом и Бивером послушать. Думаю, посетители филармоний двадцать первого века такое исполнение не одобрили бы, оно было небезупречно, а скрипка, мне кажется, вообще постоянно играла что-то не то, но нам понравилось. Я, оказывается, соскучился по музыке. Здесь ведь ни проигрывателей, ни магнитофонов нет, если хочешь музыки — играй сам или ищи место, где есть музыканты.
В немецкой пивной, оказывается, собирался мужской хор — я узнал случайно, закупаясь в очередной раз «слониной», и меня пригласили послушать. А в негритянской церкви пели спиричуэлзы, и я тоже узнал об этом случайно, когда из нечего делать сопроводил доктора в негритянский поселок. Доктор обсуждал что-то с негром-пастором, а я слушал, как из церкви доносятся звуки… хотелось послушать поближе, но я не решился, потому что белому нечего лезть в «черную церковь» — этого и белые не поймут, и черные.
И, конечно, танцы. Танцевали и на балах, которые давали видные горожане, и запросто, в чьем-нибудь сарае. Я не ходил, потому что танцевать не умел. По нашим временам танец был поводом для людей разных полов подержаться за руки — а вовсе не для полапать талию, как в гораздо поздние времена. Вальс все еще оставался довольно рискованным танцем — его нечасто играли и танцевали с удовольствием, но люди консервативные его не одобряли. Вот контраданс или кадриль — другое дело.