Многочисленные кемтские колдуны, а точнее шарлатаны, готовили из лепестков фьяметты знаменитый "любовный напиток", продававшийся на каждом рынке по пять дарлов за флакон. Делали из этих цветов и душистое масло. Считалось, что его аромат заставляет мужчин терять голову, и несмотря на то, что это благовоние пощипывало кожу, девушки из простонародья готовы были сэкономить на нарядах, лишь бы купить флакончик "Масла Хатор". Ещё бытовало поверье, что аромат фьяметты навевает сладостные сны, но люди не рисковали ставить букеты этих цветов в спальнях. Слишком резким и пьянящим был их запах.
- Девушкам лучше не мечтать среди зарослей фьяметты, - пошутила однажды Пианха, когда я сообщила ей, что собираюсь прогуляться к реке. - Говорят, можно насовсем остаться в своих сладких грёзах.
Забавно, но именно в этот день, спустив Басти с поводка, я растянулась на густой прибрежной траве и сама не заметила, как уснула. Не знаю, что подействовало больше - послеполуденный зной или аромат огненных лотосов. Шутки шутками, но я действительно попала в мир своих грёз. Я ехала на колеснице рядом с Рамзесом сквозь толпу, которая устилала нам путь цветами фьяметты. Не веря своему счастью, я боялась посмотреть на принца, но когда я на него всё же взглянула, сладкая грёза обернулась кошмаром. Рядом со мной стоял зверочеловек с косматой золотистой гривой и сверкающими, словно два пронизанных солнцем янтаря, раскосыми глазами. Я хотела спрыгнуть с колесницы, но огромная, покрытая светлой шерстью рука удержала меня за локоть.
- Чего ты боишься? - спросил низкий рокочущий голос. - Буря закончилась. Кровь уже пролилась. Жертва угодна богине, и врата для тебя теперь открыты.
Я испугалась ещё больше, когда заметила, что в толпе, которая окружила колесницу, нет ни одного человека. Я всюду видела львиноподобных существ. Они смотрели на меня и скалились. Я не могла понять, что означает этот оскал - радость или злобу... А может, и то и другое одновременно? Я поняла только то, что не должна показывать им свой страх, и заставила себя улыбнуться. Толпа загудела. Кто-то кинул цветок прямо в меня, и, поймав его, я обнаружила, что держу в руках маленькую ярко-оранжевую шаровую молнию. Она сильно обожгла мне ладони. Я вскрикнула и проснулась. И едва снова не закричала, наткнувшись на пристальный взгляд больших янтарных глаз. Басти сидела в двух шагах от меня, а в траве перед ней лежала мёртвая птица - светло-серая, с белой шейкой и сизовато-чёрным пятнышком на голове. Утка гримли. Они обитали на болотах и в тихих заводях. Басти была очень собой довольна и явно ждала моей похвалы.
- Вообще-то охота на гримли запрещена, - сказала я, почесав кошку за ухом. - Но тебе закон не писан. И не думай, что я понесу её домой. Не тебя же ощипывать заставят. Бросим у огородов. Собаки сожрут.
Басти зевнула. Дальнейшая судьба утки её не интересовала. Тамиты - прирождённые охотники, но есть эту птицу Басти не собиралась. Дома её ждала куда более вкусная пища.
Мне тоже не мешало перекусить. Пора было возвращаться домой, но я вдруг поняла, что вид мёртвой утки совершенно выбил меня из колеи. Мои мысли упорно возвращались к Шаиму. Яйцо в утке, а утка... "На время бурь утки прячутся, а потом откладывают яйца под корнями старого дуба..."
Я вспомнила, что этой осенью так и не побывала у обрыва. Это было одно из моих любимых мест на берегу. Маленькая пещерка, вход в которую скрывал причудливый полог из свисающих корней давно засохшего дуба. Он одиноко возвышался на обрыве, в сумерках напоминая призрак великана, а внизу то нежно, то угрюмо синела среди зарослей фьяметты круглая, как монетка, заводь. Осенью там было особенно красиво. Я несколько раз рассказывала об этом месте Шаиму и даже обещала сводить его туда. Осенью. После сезона бурь. Буря уже закончилась...
- А когда утки откладывают яйца? - спросила я вечером у Пианхи.
- Два раза в год - весной и осенью.
- А где?
- На берегу. Там, где трава повыше. Они вьют гнёзда из серого мха и волосянки...
- А под корнями?
- Под какими корнями? - удивилась Пианха.
- Они делают гнёзда под корнями дубов?
- Да ты что, Арда? - рассмеялась старшая хем-нечера. - Кто хоть тебе сказал такую глупость?
Я промолчала. Что бы ни сказал Шаим, он не мог сказать глупость. Он часто говорил загадками, но глупостей я от него никогда не слышала. "На время бурь утки прячутся, а потом откладывают яйца под корнями старого дуба". Сперва мне показалось, что он отшучивается, как он это делал каждый раз, когда ему хотелось уйти от ответа, но меня удивил его взгляд - серьёзный и пристальный. Этот взгляд говорил больше, чем слова. В словах заключалась загадка, а взгляд призывал меня разгадать её. Если смогу. И если захочу.
На следующий день я отправилась к заводи под обрывом. Это было далеко от дома - почти, как Елаги, только немного южнее. Я захватила с собой пару бутербродов и флягу с апельсиновым напитком. Знала бы, что придётся рыть землю, взяла бы ещё и совок.
Река в этом месте петляла среди высоких холмов, поросших белым ельником. Кое-где в тенистых низинах затаились, сбившись пугливыми стайками, карликовые лиственницы. Я ещё издали уловила острый, горьковатый аромат их нежно-зелёной хвои. Изредка попадались елаги. В позапрошлом веке здесь посадили тамаринские дубы, но они так и не прижились. Уцелел только один - тот, что сейчас возвышался на обрыве. Он вырос уродливым, чахлым и раньше времени засох, но по сравнению с остальной здешней растительностью казался великаном. Правда, теперь от великана остался лишь скелет в развевающихся лохмотьях белого мха. Он напоминал окутанный полупрозрачным саваном остов из фильмов о древних замках с привидениями.
Заводь выглядела так же, как и прошлой осенью, - гладкое серебристое зеркало, в котором, словно отблески пламени, отражались ярко-оранжевые головки цветов. Всё было по-прежнему, как и прошлой осенью. Всё, кроме одного. И не заметить это было трудно. Три большие буквы АВД, чётко выведенные на стволе дуба стойкой красной краской, издали бросались в глаза. АВД - мои инициалы. Моя подпись, которую я ставила на бумагах Саида Афайяра, когда приходила за выручкой. АВД - Арда Ван Дейхен.
Это было обращение ко мне. В этом месте мало кто появлялся, а если бы кто-то и увидел эти буквы, то, наверняка, решил бы, что какой-нибудь придурок написал на стволе дерева инициалы своей зазнобы. Или свои собственные.
Маленькая земляная пещерка под корнями дуба показалась мне ещё более тесной, чем в прошлом году. Я сразу заметила небольшой участок более рыхлой земли. Илисто-песчаная почва на обрыве была сухой и плотной, как панцирь. Для того, чтобы вырыть здесь яму, Шаим, наверное, использовал какую-нибудь острую железяку. А может, портативную электро-землеройку. Хорошо, что он закопал это сокровище неглубоко.
Я с замиранием сердца развернула кусок непромокаемой ткани, и овальный камень слегка засветился во мраке пещеры, словно приветствуя меня и радуясь, что я наконец-то его нашла. Вот оно, волшебное яйцо, в котором заключена кощеева смерть. Держа его в руках, я испытывала скорее страх, чем радость. Этот загадочный предмет уже стал причиной нескольких смертей. Что он принесёт мне? Может быть, я зря его искала? Может, закопать его обратно и вообще забыть об этом месте... Нет, я знала, что не смогу это сделать. Шаим хотел, чтобы я нашла этот камень. Но почему он прямо не сказал, где его искать? Может, не был до конца уверен, что поступает правильно, отдавая его мне... Он боялся навлечь на меня беду и в то же время сделал всё, чтобы заинтриговать меня. Он загадал загадку, предоставив мне самой решать, разгадывать её или нет. А если точнее, он положился на волю судьбы. Как она распорядится, так и будет. Если она действительно выбрала меня хозяйкой этого сокровища, я всё равно найду его.