— Ральфу?!
— Вернись в машину! — резко бросил мне Бранко и снова махнул пистолетом на Карла. — А ты дай нам проехать!
Но ни я, ни Карл не двинулись с места. Я — потому что после того, как услышала имя Ральфа, боялась упустить хоть слово, Карл же ещё не терял надежды меня вернуть. Сказал, не обращая внимания на Бранко:
— Подумай, куда ты пойдёшь? Ни родных, ни документов, ни крыши над головой. Тебя просто арестуют за бродяжничество, попадёшь в тюрьму, а остаток жизни проведешь в общежитии при какой-нибудь фабрике!
Я нервно рассмеялась и вспомнила наш разговор с пьяной Аллой в последнюю рождественскую ночь.
— А у вас-то что? Клиентов обслуживать, пока лоск не потеряю, а потом в расход?
Карл посмотрел на меня оскорблённо и кротко, всем видом демонстрируя обиду таким необоснованным обвинением. Покачал головой.
— Клиент у тебя будет только один, Дайника, и, насколько мне известно, до сих пор ты против него ничего не имела. Доннел возвращается.
Я невольно подалась вперед, ближе к Карлу, хотела переспросить, но в ту же секунду на моё плечо легла ладонь Бранко. Его голос звенел от ярости:
— Складно заливаешь, сутенёр! Теперь понимаю, почему ты один приехал. Не сомневался, что уболтаешь девочку и заберёшь с собой? А что дальше, Карл? Думаю, ты бы её даже на остров привозить не стал, скинул бы в море где-нибудь на полпути, да?
Карл снова попробовал изобразить оскорбленную невинность, но глаза пылали злобой, досадой хищника, уже из самых когтей которого вдруг вырвали добычу. И я шагнула назад, прижалась плечом к Бранко.
— Не дури… — попытался возобновить уговоры Карл, но Бранко нацелил пистолет ему на ноги.
— Я не стану убивать тебя, сутенёр, — ровно сообщил он, — но клянусь, что прострелю коленную чашечку, если ты прямо сейчас не уберёшь свою колымагу в сторону и не дашь нам выехать.
— Зачем тебе это?! — Карл оскалился, но начал медленно отступать к машине. — Хочешь лизнуть задницу Доннела? Думаешь, ему так дорога эта дикарка? Думаешь, он отблагодарит тебя?!
— Думаю, что, наконец, делаю то, что давно должен был сделать, — почти весело ответил Бранко. — Так и передай Ирэн. Дайника, садись в машину.
Я двинулась было к приоткрытой дверце, но, уже взявшись за ручку, обернулась. Посмотрела в тёмные глаза Карла. И словно со стороны услышала свой голос, громкий и торжествующий:
— Это я убила Ховрина!
Карл приоткрыл рот — словно круглая мышиная норка возникла в соломенной бороде. Бранко уставился на меня, его рука с пистолетом опустилась.
— Это я вывернула руль в обрыв! — не знаю почему, но мне было важно, чтобы Карл, а за ним и Ирэн, узнали правду. — Я сделала так, что машина упала в море! Ховрин остался жив и жил бы дальше, но я утопила его! Утопила своими руками! Как вы топили в Русалкиной яме девушек, которые отказывались вам подчиняться!
Карл смотрел на меня во все глаза, и Бранко, пришедший в себя первым, рявкнул:
— Проваливай же, ну!
На этот раз ствол пистолета поднялся выше, уставился в грудь мужчине, и он всё-таки сел за руль, но я успела крикнуть, пока не захлопнулась дверь:
— А если я ещё раз увижу Ирэн, то убью её тоже! Я убью её!
Бранко положил руку мне на плечо и надавил, заставляя сесть в машину, но я успела заметить, что Карл по-прежнему, открыв рот, таращится на меня во все глаза. И это внезапно доставило мне такое удовольствие, что ради него я бы согласилась утопить Ховрина ещё раз.
— Ты, правда, сделала это? — спросил Бранко после продолжительного молчания.
Мы миновали центр города и теперь мчались по зелёному частному сектору. Море с его стальными кораблями и портовыми кранами тоже осталось позади, зато теперь справа от нас вырастали горы, и это было удивительно. Я никогда не видела гор. Вокруг Маслят во все стороны до горизонта тянулись сопки, но невысокие и пологие, густо поросшие тайгой — при всём желании язык не повернулся бы назвать их горами. Здесь же горы оказались настоящими, суровыми. Серые и скалистые, они круто возносились над Новоруссийском, опять заставив меня забыть о насущных проблемах.
— Что? Ты про Ховрина? — я чуть повернула голову к Бранко, но не оторвала взгляд от окна. — Да, я убила его. Кажется, он уже был ранен, двигаться не мог, но я сунула его голову под воду и держала, пока… в общем, пока не перестал шевелиться. Правда потом мне показалось, будто он поднимается из воды, но наверное, это были просто волны.
И, сказав это, я вдруг испытала невыразимое облегчение. А ведь и правда — всё кончено! Ховрин мёртв, он никогда больше не появится в моей жизни, он не будет идти за мной по пустым дорогам, не будет прятаться в тёмных углах и за закрытыми дверями, не будет заглядывать в окна… Этот человек исчез навсегда. И комната в его подвале, про которую он мне рассказывал и которая должна была стать последним, что я увижу, — осталась пустой.