Я тоже смотрела и видела, как тот исчез в салоне вертолёта, кинув последний, преисполненный боли взгляд на Яринку. Как Бурхаев, криво усмехаясь вернул одному из молодчиков отобранное оружие, и двинулся за сыном. Как на ходу коротко сказал что-то остальным камуфляжным, и получил от них деловитые кивки в ответ. Как вздрогнули и пришли в движение широкие лопасти винта.
В голову пришла идея, навеянная наверняка виденным когда-то и где-то киношным эпизодом — пустить стрелу в бензобак вертолёта, чтобы он не смог улететь! В конце концов, нужно использовать своё новое оружие, ведь Пчёлка вернулась ко мне не просто так, должен быть в этой истории решающий выстрел, как тогда, в номере Ховрина… Вот только я понятия не имела, где у вертолёта бензобак. И догадывалась — чтобы пробить его тёмно-зелёную железную шкуру, понадобится нечто куда более серьёзное, чем лёгкий арбалет, предназначенный для женских рук.
А в тот момент, когда через покрытие моста моем телу передалась вибрация готовящейся сорваться в небо винтовой машины, я осознала ещё две вещи.
Первое — Бурхаев солгал. Он не собирается взять и улететь, забрав сына, а нас бросив на произвол судьбы. Не такой это человек, чтобы оставить в живых тех, кто когда-то посмел не просто перейти ему дорогу, а нанести серьёзный урон репутации и самолюбию.
Второе — кроме нарастающего, и уже бьющего по ушам воя раскручивающегося винта, я слышу другие, не менее зловещие звуки: треск асфальта под ногами, а где-то ещё ниже, под ним, глухой металлический стон раненого исполина…
Не сводя глаз с вертолёта, я попятилась назад, одновременно набирая в лёгкие воздух для того, чтобы позвать Дэна и Яринку, предупредить их о чём-то, чему ещё сама не успела найти определения. Пчёлка, качнувшись в моей руке, зацепилась за подол платья, нога, делая шаг назад, наступила на что-то мягкое, и чудом увязав в уме эти две вещи, я подняла брошенную Дэном сумку, и пихнула в неё арбалет, понимая, что нет сейчас времени пристраивать его за спину.
Сверкающая под солнцем железная птица дрожала посередине автострады, винт превратился в сверкающий прозрачный круг. Он в клочья рвал воздух вокруг себя, и было уже не различить где ветер налетающий извне, а где порождённый чудовищной силой заключённого внутри железной птицы сердца-мотора. От несущейся в лицо пыли приходилось щуриться, но я всё равно разглядела, что дверь вертолёта остаётся открытой, и в неё виден один из затянутых в камуфляж людей Бурхаева. Одной рукой он цепко держался за поручень внутри салона, а другую, с пистолетом, медленно поднимал перед собой.
Я всё пятилась назад, понимая уже, что это не поможет. Ничто не поможет. Сейчас по нам откроют огонь, и если кого-то не убьют сразу, то позже, с воздуха, будет совсем не сложно завершить начатое — деваться здесь всё равно некуда. Дэн и Яринка тоже догадались о приготовленной нам участи, и беспомощно, по-детски, приоткрыли рты. Но не двинулись с места, не бросились прочь, приняв, как и я, бессмысленность этих действий.
Мне ещё успело прийти в голову, что возможно, находясь ближе к краю моста, я успею сбросить с плеч куртку и прыгнуть вниз, но и это была бы лишь отсрочка, ведь что помешает бурхаевским бойцам расстрелять меня в воде? Если, конечно, я не облегчу им задачу, и не убьюсь от удара об воду, или не утону в своём нелепом, сковывающем движения платье.
Вертолёт содрогнулся всем корпусом, его надутые, как чёрные бублики, колёса, оторвались от асфальта и закачались в воздухе. Но вместо того чтобы подняться вверх, машина начала разворачиваться а нам открытой дверцей, явно стараясь занять более удобную позицию для стрельбы по живым мишеням. А когда эта позиция была найдена, невидимый нам пилот, совершил последнюю в своей жизни ошибку — снова посадил вертолёт на мост.
Сначала я, наверно как и все остальные, не поняла, что происходит. Колёса-бублики коснулись дороги, она дрогнула под нами, даже не сказать, что очень сильно, но вертолёт продолжал опускаться, несмотря на то, что уже стоял на асфальте. А потом бетонный парапет отделяющий проезжую часть моста от пешеходной, вдруг с оглушительным залпом, похожим на выстрел из пушки, разломился пополам. Мост снова тряхнуло, теперь гораздо ощутимее, так, что асфальт под ногами взбрыкнул, больно ударив меня по подошвам, а уши резанул пронзительный, идущий, казалось, со всех сторон скрежет…
Всё ещё не до конца осознавая происходящее, я только смотрела, как всё быстрее задирается к небу нос вертолёта, как автострада под ним раздаётся, идёт трещинами, вздымается разломами. Как сияющий на солнце круг бешено вращающегося винта заваливается вбок, и, наконец, касается чугунных перил моста…