Не спеша, мы собрали оставшийся после трапезы мусор, затушили костёр. Солнце между тем поднималось из-за деревьев, обещая жаркий день, и я размотала бинты на голове, постаралась привести в порядок свалявшиеся волосы. Это получилось плохо, зато напомнило Бранко о проблемах насущных. Он протянул мне бутылку воды.
— Умойся. Пора рисовать невус.
— Чего? — изумилась я, и парень снисходительно пояснил:
— Родимое пятно, бэби. К счастью, твоего тела не будет видно под этой ужасной одеждой, которую у женщин тут принято носить, но вот лицо и шею нужно замаскировать.
И он замаскировал. Каким бы ни был Бранко человеком, что бы ни рассказывал про себя вчера, но талант оставался неизменной и лучшей чертой его личности.
Зеркала у нас не нашлось, и после произошедшей метаморфозы пришлось терпеть, пока мы не собрали вещи и не вернулись к машине, где я смогла увидеть себя в зеркале заднего вида.
Зрелище не обрадовало. Словно тёмная амёба расползлась по правой стороне моего лица, уродливыми ложноножками захватив подбородок, часть шеи, висок…
— Это точно смоется? — опасливо спросила я у Бранко, скользя кончиками пальцев там, где ещё недавно на моей коже красовалась пушистая сосновая лапка.
— Можешь не сомневаться, — успокоил устраивающийся за рулём парень и ехидно заметил. — Девочки такие девочки! Нам, может, жить осталось считаные дни, а ты о внешности думаешь.
Его слова вернули меня к суровой действительности. Впрочем, в моих глазах она выглядела не так мрачно. И я деловито осведомилась, захлопывая дверцу машины.
— У тебя есть план?
— Если это можно назвать планом, — буркнул Бранко. — Любыми способом связаться с Доннелом и уповать, что он придумает, как нам помочь.
— А как он сможет нам помочь, если ему даже на Русь приехать нельзя?
— Да, но у него здесь связи, несомненно.
Бранко повернул ключ зажигания и замер, прислушиваясь к урчанию мотора. Некоторое время мы молчали, думая каждый о своём. После вчерашнего разговора меня не оставляло двойственное чувство по отношению к моему спутнику. С одной стороны, я была ему безгранично благодарна и вообще испытывала необъяснимую симпатию, начиная с нашей первой встречи. С другой — Бранко явно оставался тёмной лошадкой. Я не могла не отметить, насколько иначе он выглядел теперь, чем раньше в Оазисе. И дело вовсе не в разительной перемене внешнего облика, не в том, что никто бы, наверное, сейчас не узнал в этом худом, хмуром и уже начавшем зарастать щетиной парне прежнего яркого, ухоженного, немного жеманного Бранко. Словно он снял маску, которую носил так долго, что все привыкли думать, будто она и есть его истинное лицо.
У меня даже закралось подозрение, что он решил спасти меня от Ховрина вовсе не из благородных побуждений, а как гарантию того, что благодарный за это Ральф станет ему помогать. Эта мысль мне совершенно не понравилась, и я отмела её с негодованием. Какая глупость: ведь, если бы Бранко нужно было вернуться в Европу, он бы просто взял и вернулся, без этой ссоры с Ирэн и Карлом, без авантюры с вызволением меня из больницы, без вчерашней изматывающей дороги!
Но я всё-таки спросила:
— А разве ты не можешь выехать из Руси без помощи Ральфа? Как-то же ты въезжал и выезжал раньше?
Бранко невесело усмехнулся.
— Вот чем ты слушаешь? Русь ужесточила въезд и выезд для иностранцев! Я и раньше находился здесь не совсем легально, и если по морю из Оазиса можно было кататься туда-сюда через своих людей в одесской таможне, то сейчас сделать этого без помощи Ирэн или Карла я не смогу.
— То есть… — я напрягла память, пытаясь собрать в кучу всё, что слышала о таких вещах раньше. — Ты вроде как нелегал? Подлежишь депортации?
Бранко посмотрел на меня почти с жалостью.
— Ох, бэби… если бы всё так просто, взяли и депортировали. Я гражданин Евросоюза, незаконно находящийся на руссийской территории. По закону времён железного занавеса, считай, шпион.
Я невольно присвистнула, что само по себе было удивительно — никогда не умела толком свистеть.
— И что будет, если тебя поймают?
— Ну, — Бранко вздохнул. — Документы я с собой не взял, не дурак, так что, учитывая мой безупречный русский, есть шанс, что меня вместе с тобой примут за простого бродягу. Отправлюсь в колонию-поселение, пожалуй.
— И я?
— Сколько тебе? Четырнадцать? Нет, ты скорее в приют.
— За мной поджог церкви.
— Тогда на расстрел.
Я уставилась на Бранко, открыв рот, и только заметив, как ползёт вверх уголок его рта, поняла, что это шутка. Мы нервно расхохотались и ржали как кони добрых пару минут. После чего напряжение заметно спало.