— Тебе четырнадцать лет, — терпеливо принялся пояснять мой бывший экс-жених. — По закону ты, как несовершеннолетняя, можешь путешествовать только в сопровождении родителей или мужа. На другую фамилию мы бы не сумели купить тебе билет.
Яринка продолжала сердито сопеть, но с ответом не нашлась. Зато я, воспользовавшись паузой, наконец-то смогла вставить свои пять копеек:
— С чего это я Дикая? И почему снова Дарья?
Михаил Юрьевич вздохнул:
— Для облегчения запоминания. Зачем придумывать что-то новое, если уже есть неплохой позывной?
— А почему Сергеевна? Моего папу зовут Марк!
— Мы не можем записать тебя Марковной, это не православное отчество, оно привлечёт к тебе ненужное внимание — это во-первых. А во-вторых, как я только что сказал Ярине, ты тоже несовершеннолетняя и можешь путешествовать только в сопровождении взрослых родственников.
— Ну и при чём здесь… — запальчиво начала я, но заметила, как молчавший до этого Белесый, ехидно улыбается и играет бровями.
— Потому что я Сергей, — вкрадчиво ответил он, убедившись, что привлёк моё внимание, и продемонстрировал всем разворот своего нового паспорта. — Дикий Сергей Леонидович, любящий отец нашей Дашеньки.
У меня потемнело в глазах. Яринка возмущённо охнула, остальные притихли. Михаил Юрьевич тоже благоразумно молчал, ожидая моей реакции, но прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем ко мне вернулся дар речи.
— Вы что, издеваетесь?! Я не хочу! Это… это же… — я не могла подобрать нужных слов, правильно описать то мерзкое унизительное чувство, которое вызывало у меня моё новое (или старое?) имя. Дарья — это приют, неволя во всём, полная зависимость от чужой взрослой недоброй воли. Дикая — это Оазис, статус вещи, живой игрушки для тех, у кого хватит денег на такую игрушку. Сергеевна?! Представить Белесого моим отцом вообще больше походило на злую шутку, должную ещё раз напомнить, что моё мнение здесь никого не волнует и ничего не решает.
Дикая Дарья Сергеевна.
Обнаружить такое под корочкой моего первого документа, которого я ждала как некий символ новой свободной жизни — настоящее издевательство! Словно меня наконец выпустили из опостылевшей клетки, но не на свободу, а в такую же клетку, только побольше. Посмеялись… Я чувствовала себя преданной, обманутой, и чувство это было настолько острым, что глаза защипало от набежавших слёз.
Тёплые ладони легли на плечи, и не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто это. Да и нельзя поднимать глаза — ведь тогда все увидят, что я вот-вот расплачусь. Не хватало теперь показать себя не только самонадеянной дурой, но и истеричкой!
— Дайка, это же всего лишь подделка, — тихо, чтобы слышала только я, сказал Дэн, приблизив губы к моему уху. — У тебя ещё будут другие паспорта и другие имена. Не относись к этому так серьёзно.
Я постаралась дышать глубже, чтобы загнать слёзы обратно. Дэн прав. Уж не знаю, как он угадал моё состояние и мои мысли, но он прав. Когда-нибудь я добьюсь того, чтобы меня называли только моим настоящим именем, данным мне родителями, а всё, что сейчас — временно и неважно.
Подошла Яринка, глянула в мой новый документ и закатила глаза. Обернулась к остальным.
— Кого ещё как обозвали?
— Я тоже остался собой, — сообщил Ига. — Надо думать — присоединяюсь к сбивающим погоню со следа.
— Я вновь обрёл руссийское гражданство, — Бранко кисло улыбнулся. — Даже имя похоже — Борис.
— Дэн?
— Я Акакий Терентьевич Мошонкин, — сообщил Дэн, приоткрыв свой паспорт, а когда все вокруг замерли, отвесив челюсти, невозмутимо добавил: — Шутка.
Это разрядило обстановку: Бранко, Ян и Ига загоготали, Яринка снова закатила глаза, но уже дурашливо, даже Михаил Юрьевич позволил себе улыбнуться.
— Ну, раз вопросов больше нет и близится ужин — предлагаю отметить такое дело. Кто спустится в подвал за вином?
— Я спущусь, — Ян повернулся к лестнице, Яринка двинулась было за ним, но он остановил её взмахом ладони. — Лучше на стол накрывай!
Яринка замерла с недоумённо-обиженным лицом, и я подумала, что, наверное, поторопилась с выводами, решив, что недавняя размолвка моих друзей осталась в прошлом.
К сожалению, как выяснилось этой же ночью, всё оказалось намного хуже.
Глава 9
Летние
— Дайка, проснись! Дайка! — звенящий Яринкин голос доносился из далёкого далёка, приплывал ко мне из вязкой темноты. — Даечка, ну проснись же!
— Ты её так не разбудишь, нужно трясти, — темнота опустилась мне на плечи, сжала, задёргала из стороны в сторону.