— Пятый вагон, — уже тянул руку за билетами следующих в очереди пассажиров.
Отсчёт вагонов начинался с хвоста состава, и, чтобы попасть в пятый, пришлось пройти сквозь три четверти поезда, где мы сполна насмотрелись на своих попутчиков. В основном это были хмурого вида мужчины, все как на подбор рослые и плечистые, но одетые неряшливо и однообразно, из чего я сделала вывод, что вижу перед собой тех самых рабочих, вынужденных трудиться на безлюдном и разрушенном войной Дальнем Востоке. Гораздо реже попадались женщины, тихие, как тени, с серыми, словно присыпанными пылью лицами. Детей я не увидела.
Пятый вагон оказался не купейным, как тот, в котором мы добрались до Красноярска и комфорта которого, как оказалось, не оценили по достоинству, а плацкартным. С жёсткими дерматиновыми полками, узким проходом между ними и тяжёлым спёртым воздухом.
— Бля! — в сердцах сказал Белесый, стряхивая с плеч рюкзак. — Это же довоенная развалюха! Я и не думал, что они ещё бегают!
Коренастый мужичок, сидевший наискосок от наших мест, хихикнул и добродушно отозвался:
— Ещё как бегают, брат, не угонишься! В первый раз едете?
Мы незаметно переглянулись. По поводу общения с аборигенами у нас не было никаких инструкций и никакой «легенды». Но Белесый не растерялся.
— В первый, будь он неладен! Надеюсь, что и в последний.
— Работа?
— Командировка. Баб вот пришлось с собой взять, оставить не с кем. Я дочь прихватил, племяш — жену, — эти слова Белесый сопроводил небрежным кивком в сторону меня и Яринки, после чего любопытный взгляд мужичка переместился на нас.
— Молодые больно бабы-то, — с сочувствием заметил он, — тяжело будет им в Чите. Вы ведь до Читы?
— Хуже! — с деланой досадой откликнулся Белесый, между делом выхватывая у меня рюкзак и забрасывая на третью полку, как, наверное, по его мнению, должен был поступить каждый заботливый отец. — В Благовещенск.
Глаза мужичка почти театрально округлились.
— В Благове-е-е-ещенск, — недоверчиво протянул он. — Да что там делать, в Благовещенске-то? Там же только ссыльные работают да вертухаи, а…
Мужичок оборвал себя на полуслове и посмотрел на нас совсем иначе — настороженно и отчуждённо. Крякнул, неловко поднялся, чуть не ударившись головой о верхнюю полку и, буркнув:
— Ну, в общем, приятного пути, — заспешил прочь по проходу.
— Чего это он? — спросил Дэн, растерянно глядя ему вслед, а Бранко добавил:
— Как будто испугался…
— Конечно, испугался, — самодовольно заверил Белесый. — Принял нас за вояк командировочных, больше не за кого. А вояки в Благовещенске сейчас единственная власть.
— А про каких ссыльных он говорил? — спросила я, прикидывая, как бы вернуть себе заброшенный под потолок рюкзак.
— А про таких, доча, — Белесый протиснулся к окну, развалился там, как барин, — которых в шахты спускают. Пока вы ушами хлопали да в номерах отсыпались, я с бабкой говорил. Про то, что нас может ждать в Благовещенске, узнавал.
Все остальные тоже начали рассаживаться, не сводя с Белесого вопросительных взглядов.
— И узнал, — он излучал превосходство, как обожравшийся сметаны кот. — Этот город до сих пор не стал частью нейтральных земель только потому, что поблизости ещё есть действующие золотоносные шахты, а их, понятно, никто не бросит. Вот вам и всё нынешнее население Благовещенска: ссыльные да вертухаи, они же погранцы и полиция, в одном лице.
— Что-то я такое слышал в колонии, — задумчиво обронил Дэн. — Про добычу золота в Сибири, куда если уж кого погнали, то назад не жди. Весёлое место нас ждёт.
Словно подтверждая его слова, впереди хрипло вскрикнул тепловоз, а в следующую секунду состав дёрнулся, заставив нас вздрогнуть, и тяжело тронулся в путь.
Глава 12
Минус два
Первый день на пути в Благовещенск я провела в дискомфорте. Плацкартный вагон гудел, как улей. Нашими соседями оказались всё те же работяги, едущие, как я поняла из обрывков их разговоров, на вахту в Читу, которую государство пыталось вернуть к жизни. Не знаю, насколько успешны были его попытки, но, судя по тому, что сразу после отправления поезда трудящиеся на этом поприще начали шумно употреблять что-то не то алкогольное, не то нюхательное, дело предстояло нескорое.
Я заняла одну из верхних полок и старалась стать как можно незаметнее, потому что каждый снующий по проходу мужчина (а сновали туда-сюда они часто) пялился на нас с Яринкой. Запахи в вагоне стояли дивные: застарелый пот, грязные носки, несвежая еда и питейный дух не давали дышать полной грудью даже при приоткрытом окне. Но самой тяжёлой оказалась невозможность уединения. Я хотела побыть с Дэном, обсудить с ним последние события, услышать слова ободрения и утешения. Я хотела целоваться и обниматься, чтобы не терять ни минуты из того, возможно, недолгого срока, что был отпущен нам на любовь.