Сначала я не поняла, что вижу: тусклое матовое поблёскивание, хищные изгибы металла, ровные полосы… жёлтые на чёрном.
Долгие секунды мы с Дэном просто стояли, склонившись над раскрытой сумкой и зачарованно смотрели на лежащий внутри прощальный подарок Ральфа Доннела. Потом Дэн негромко произнёс:
— Арбалет.
А я, глядя на сменяющее друг друга жёлтое и чёрное, добавила:
— Пчёлка.
Вернувшись в вагон, мы увидели, что большая часть весёлых вахтовиков, таки поддавшись усталости и хмелю, отправилась на боковую и теперь оглашает пространство разнотональным храпом. Тише от этого не стало: зато почти прекратились шастанье по проходу и громкие переклички. Яринка и Ян спали на нижней полке, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись куртками. Белесый занял боковое место. Он не пошевелился при нашем появлении, чему можно было только порадоваться. Дэн помог мне забраться на верхнюю полку, поцеловал на ночь — поцеловал несколько отстранённо, и, боюсь, не последней причиной тому была чёрная замшевая сумка на молнии, стоящая сейчас под выдвижным столиком: вновь догнавшее меня прошлое.
Я хотела сказать любимому, что это ничего не меняет, что моё желание остаться с ним не поколебалось ни на миг, но решила повременить. Сейчас мне было слишком грустно, и хотелось побыть наедине с собой. Мысли постоянно возвращались к Бранко, который в этот момент, наверное, мчался сквозь ночь туда, где его, Ирэн и Карла ждал самолёт. Совсем скоро этот самолёт унесёт их на юг, к синему морю, посреди которого затерялся не отмеченный ни на одной карте искусственный остров. Там сейчас жарко и чайки носятся над волнами, там нет угрюмой тайги и разорённых полупустых городов… Я вдруг поймала себя на том, что не море привлекает меня в этой идиллической картине, не чайки и даже не Бранко: такой, каким он был в Оазисе — яркий, весёлый, не похожий ни на кого другого… Нет, подобие ностальгии было порождено мыслями о Ральфе, пониманием, что он исчез из моей жизни, что между нами больше нет связующей ниточки, которой служил серб. А значит, нет у меня больше и той спокойной ненавязчивой поддержки, которую я ощущала с момента нашего знакомства и к которой привыкла так, что заметила только сейчас, когда её не стало.
Неожиданно мне до зуда в ладонях захотелось подержать в руках подаренный арбалет, почувствовать хотя бы призрачное эхо той силы, которая стояла за моей спиной, пока рядом был Ральф. С трудом, минуту за минутой, я заставляла себя лежать неподвижно, пока обострённой от напряжения интуицией не поняла — Дэн уснул. Тогда бесшумно спустилась вниз и, присев на корточки, потянула на себя молнию сумки. Сумки качественной, прочной и наверняка очень дорогой — ведь только такими вещами и пользовался Ральф Доннел.
Арбалет оказался на удивление лёгким и компактным, хоть и выполненным, несомненно, из металла. Я даже подумала, уж не заказал ли Ральф его специально для меня, но торопливо отмела эту мысль, породившую в душе опасную бурю смятения. Но, скорее всего, такие вещи изготавливались на Западе в том числе и для женских рук: ведь это только здесь, на Руси, оружие было принято считать исключительно мужской прерогативой. А вот полосатая «пчелиная» окраска предназначалась несомненно для меня. Я разглядела: кое-где краска легла неровно, слоями, что выдавало ручную и наверняка спешную работу.
Вместе с арбалетом в сумке обнаружились книжица-инструкция и толстый колчан, полный тонких серебристых стрел. Я вынула одну, осмотрела, ощупала — наконечники оказались очень острыми и зазубренными, окончательно подтвердив то, что неожиданно для себя я стала обладательницей полноценного боевого оружия. Спасибо, Ральф. Всё равно спасибо, пусть даже ты и оказался одним из тех самых неизвестных подонков, создавших остров-ловушку, остров-тюрьму для сотен пленниц, побывавших там за годы его существования.
Эта мысль, которую я старательно гнала от себя с момента возвращения в поезд, погасила мою радость, заставила убрать арбалет обратно в сумку вместе со стрелами и книжкой-инструкцией, в которую я так и не заглянула.
Где были мои глаза и мозги? Почему я не догадалась обо всём раньше: ведь авторитет Ральфа в Оазисе, его влияние на Ирэн, обрывки их разговоров, а позже — и нечаянные обмолвки Бранко говорили сами за себя. Всё, что от меня требовалось — собрать воедино элементы пазла и увидеть цельную картину. Но я и этого не смогла.
Неожиданно сильно захотелось спать. Время близилось к утру, и сказывалось напряжение последних дней. Немного поколебавшись, я не стала возвращаться на верхнюю полку: вместо этого осторожно втиснулась между Дэном и вагонной перегородкой. Прижалась лицом к его груди, не удержавшись, тихонько всхлипнула, прекрасно понимая, насколько лицемерно плакать об одном мужчине, утешаясь близостью другого. Попробовать оправдать себя можно было, пожалуй, лишь тем, что горевала я не о разлуке с Ральфом и не о своём выборе, а о том человеке, которого сама себе нафантазировала и которого на самом деле никогда не существовало. Доннел не был благородным рыцарем, выложившим баснословные деньги, чтобы спасти незнакомую девочку от садиста. Он поступил так просто потому, что ему это ничего не стоило. И потому что, кроме моей бесконечной благодарности и моего тела, получил возможность позлить давнего недруга, вырвав у него из-под носа приглянувшуюся игрушку.