— Это вряд ли, — подал голос и Ян. — Если всё, что сказал отец — правда, если Михаила Юрьевича арестовали и раскололи, то гоняться за нами вообще нет нужды. Мы мелочь и сами по себе не несём никакой угрозы.
— Верно, — чуть расслабился Белесый. — У полицаев сейчас в Москве работы хватит, будут облавы мутить. Кому мы нужны на этом краю света, где ничего и нет?
Все невольно повернулись к окну, за которым действительно не было ничего, кроме непроглядной темноты. Казалось, будто весь мир исчез, и наш поезд — единственный островок света в царстве небытия.
Но ведь это неправда, думала я, невольно прижимаясь к Дэну. Там тайга, моя тайга. Живая, говорящая, обильная тайга, которая способна и накормить, и укрыть от опасностей. Где-то в её дебрях — друзья, поселение беглецов, а с ними — мои родители. Нужно только найти их.
— Вот что! — сказала я неожиданно командным тоном, и все изумлённо обернулись. — Едем до Благовещенска и делаем то, за чем нас сюда отправили! Не спрашивайте, как. Просто едем и делаем.
Лидер из меня, конечно, получался неубедительный, а инструкция к действию ещё хуже, но друзья почему-то не стали ни задавать вопросов, ни возражать. Даже как будто вздохнули с облегчением, словно я и правда вдруг решила все проблемы.
А впереди, разгоняя ощущение полного одиночества, певуче и ободряюще прогудел тепловоз.
Глава 13
Плюс два
Остаток ночи мы провели, почти не разговаривая друг с другом. Белесый вернулся на свою боковую полку и, отвернувшись от нас, застыл: не то уснул, не то просто лежал без движения. Яринка и Ян тоже легли, прижавшись друг к другу. Яринка что-то шептала любимому на ухо — наверное, утешала, но, судя по его похоронному лицу, не очень успешно. Мы с Дэном какое-то время сидели рядышком, глядя в темноту за окном, смутно надеясь увидеть хоть один промелькнувший в ней живой огонёк, говорящий о том, что и здесь живут люди. Но огней не было.
Я почти задремала под стук колёс, когда почувствовала рядом движение и, открыв глаза, увидела, как Дэн осторожно поднимается. Сначала не обеспокоилась, подумав, что ему просто нужно в туалет, но потом вспомнила выражение его лица, каким оно стало после звонка Бурхаева, и поспешила следом. У меня не было мыслей, что Дэн может натворить каких-нибудь глупостей или причинить себе вред: просто не хотелось оставлять любимого человека одного в таком состоянии.
Дэн обнаружился в полутёмном тамбуре, уже очистившемся от оставленного вахтовиками дыма — стоял, прижавшись лбом к трясущемуся стеклу наружных дверей. Не обернулся на мои шаги. Я подумала было, что парень плачет, но потом увидела его глаза, сухие и неподвижные, уставившиеся в какую-то одну, только ему видимую точку.
— Денис? Ну ты чего так… Мы же не знаем, что там на самом деле случилось. Может, всё не так страшно. Может, Бурхаев вообще врёт! Вдруг он так заманивает нас в ловушку или хочет заставить вернуться назад! Приедем в Благовещенск, будем думать, как выйти на связь: там же люди работают, значит, есть возможность звонить по телефону…
Я говорила ещё какие-то глупости, строила предположения, одно радужнее другого, лишь бы не дать безнадёжности снова повиснуть в воздухе вязкой тишиной. Но Дэн оборвал мой словесный поток одной еле слышной фразой:
— Всё было зря…
И такая тоска прозвучала в его голосе, что я, задохнувшись от жалости, шагнула к нему, обняла со спины, прижалась лицом к рубашке, к выпирающим под ней острым лопаткам. Молча, уже понимая, что утешения здесь не помогут. Вагон потряхивало, тусклая лампа под потолком чуть заметно мигала, пустой поезд летел сквозь ночь, и я вдруг подумала, что мы с Дэном наконец-то остались одни, обрели уединение, которого нам так не хватало вчера. А сегодня оно оказалось уже не нужным.
Но, как выяснилось мигом позже, Дэн так не думал. Неожиданно он развернулся, стряхивая с себя мои руки, но тут же обнимая за плечи, с силой прижался губами к губам. Шею прострелила боль — так резко голова запрокинулась назад — но Дэн шагнул ещё ближе, вжимая меня спиной в холодную стену тамбура. Я попыталась отодвинуться, потому что больно теперь стало и пояснице, в которую впился дверной поручень, но была перехвачена за талию и приподнята над полом. Дыхание сбилось, зубы Дэна прикусили мою губу…
Неожиданно всё: и непроглядная чернота за окнами, и случившаяся в далёкой Москве беда, и полная неизвестность впереди — отошло на задний план. Больше не ощущался дискомфорт от неудобного положения тела, даже боль стала чужой и далёкой, а ей на смену пришло будоражащее своей новизной чувство, похожее на жажду. Только вместо воды мне был нужен Дэн. Его губы, продолжавшие впиваться в мои, его руки, обнимавшие меня так крепко, что было трудно дышать, но хотелось ещё крепче, его худое, удивительно сильное тело, напрягшееся под одеждой до состояния натянутой тетивы…