— Что делать? — удивлённо переспросила она, словно ждала чего угодно, только не такого вопроса. — Что должны, то и делать. Вы зачем сюда ехали?
Все почему-то посмотрели на меня. Пришлось ответить:
— Чтобы найти беглецов и уговорить их присоединиться к нам. Но разве теперь… когда случилось такое… это всё ещё нужно?
— Теперь это ещё нужнее, — веско сказала мать Михаила Юрьевича. — Теперь это просто необходимо, девочка. Именно поэтому даже я подняла дряхлую задницу и притащила её сюда, а в моём возрасте это уже не так легко и весело, как в твоём, хе-хе…
— А если бы ничего не случилось в Москве, нас здесь встречали бы не вы? — спросил Дэн, и старуха ответила:
— Если бы ничего не случилось в Москве, вас бы здесь, скорее всего, никто не встречал. Вас бы проинструктировали заранее, по телефону, и шагали бы вы сами куда нужно, как миленькие. Но Мишка позвонить уже не мог, поэтому пришлось мне поторопиться, чтобы перехватить вас.
Яринка, так и не получившая ясного ответа на свой вопрос, повторила его уже раздражённо:
— Так что нам дальше-то делать?
— А дальше мы пойдём, милая, — и, подтверждая свои слова, Дульсинея Тарасовна тяжело поднялась на ноги. — Пойдём к человеку, который сможет отвести нас куда следует.
— Вы с нами пойдёте? — изумился Белесый, глядя на грузноватую медлительную фигуру.
— Боишься не угнаться, голубь? — старуха одарила его ехидной улыбкой. — А ты не боись, идти недалеко.
Не дожидаясь нас, она заковыляла к двери, но не к той, через которую мы попали сюда, а к противоположной, выходящей в город.
— Постойте! — забеспокоился Дэн. — Разве здесь можно вот так разгуливать?
— Зачем это нам разгуливать, ноги топтать? — старуха не оглянулась. — Мы поедем, как белые люди.
— Как это — поедем? — обеспокоился на этот раз Белесый, но послушно зашагал за ней. — На чём поедем? А если нас увидят?
— Некому видеть. И уже давно.
Что Дульсинея Тарасовна имела в виду, стало ясно позже, а пока, едва только мы ступили за дверь здания вокзала, всех отвлекло другое диво.
На маленькой и совершенно пустой привокзальной площади стояла телега, запряжённая низкорослой рыжей лошадкой. Настоящая деревянная телега и настоящая живая лошадка, словно ожившая иллюстрация из детской книжки про былые времена. Дождь, к этому моменту заметно ослабевший, барабанил по широкой лошадиной спине, на что животное не обращало ни малейшего внимания: лишь слегка прядало ушами, стряхивая с них воду. На телеге примостилась укутанная в чёрный дождевик сгорбленная фигура, также не подававшая признаков жизни.
— Ох ты ж ёб! — восхитился Белесый, а Яринка при виде лошадки радостно взвизгнула.
Человек на телеге встрепенулся и поднял голову нам навстречу, позволив увидеть своё лицо. Древний седобородый старик, на крючкообразном носу которого косо сидели явно женские очки в тонкой оправе, подслеповато прищурился нам навстречу.
— Заводи мотор, Веня! — распорядилась Дульсинея Тарасовна, приближаясь к телеге. — Вот и наша золотая молодёжь!
Но старик не обратил на неё внимания: он смотрел на меня. Смотрел — и его подбородок начинал дрожать тем сильнее, чем ближе я подходила.
— Даечка! — вдруг сказал он дребезжащим срывающимся голосом. — Ты же Дайника, дочка Али и Марка…
Я замерла, не дойдя до телеги, впилась глазами в лицо старика, словно медленно всплывающее из тумана прошлого. Лицо, безжалостно изменённое временем и горем, постаревшее, лишившееся налёта былой интеллигентности, но, несомненно, знакомое.
— Дедушка Венедикт!
— Это тот самый дед Венедикт, о котором ты рассказывала в приюте? Тот, который у вас в деревне учил детей? — шёпотом спросил Дэн, пока мы тряслись в телеге по растрескавшемуся асфальту пустого Благовещенска.
— Да, — ответила я, всё ещё не в силах успокоиться после неожиданной встречи. Мы с дедом Венедиктом обнялись и не могли отойти друг от друга, наперебой задавая вопросы, плача и смеясь, пока Дульсинея Тарасовна вдруг страшно не заматерилась и не начала толкать нас к телеге, напоминая о впустую уходящем драгоценном времени. Тогда дед Венедикт поцеловал меня в лоб дрожащими губами и, подмигнув, пообещал: «Наговоримся ещё, внуча». Вряд ли я бы удовлетворилась этим обещанием, но почти стихший было дождь хлынул с новой силой, и за шумом воды разговаривать стало невозможно. Дэн подсадил меня на мокрую телегу к уже сидевшим там Яринке и Яну, запрыгнул следом. Белесый помог забраться Дульсинее Тарасовне, и лошадка, которой, наверное, уже надоело без дела стоять под дождём, рысью припустила прочь от вокзала.