Засмеялись викинги шутке Бьорна Тихого. Тут пристала к другому борту «Змея» ладья, и перескочил с неё на палубу Ингви. В кафтане арабского бархата, опоясан серебряным поясом с золотой пряжкой, был жених Хельги. В сапоги из мягкой бухарской кожи был обут он. На поясе же его висел нож, в ножнах серебряных. Побледнел Кирппу, когда нож тот увидел. Не мог он этот нож с другим перепутать. Часто рассматривал он дар викинга своему отцу и помнил каждый мельчайший узор на ножнах, каждый изгиб синей стали, каждый гвоздик на рукоятке его. Так вот кто убил отца с братьями и семьи их! Вот кто оставил Кирппу сиротой! Враг его лютый и жених Хельги! Как две змеи на кольце сплелись в сердце юноши любовь к Хельги и ненависть к Ингви.
И тогда сказал он Бьорну Тихому вот какое слово:
И на то согласились викинги, потому что не хотелось ночной порой грести им по темной воде Олонки-реки. Так решили они бросить якоря и ночевать здесь, а заодно дождаться Кирппу с уловом лососей. Тут погреб Кирппу к Черному мысу, а сам всё не мог глаз отвести от Хельги. И хоть был рядом жених ее, Ингви, печаль сжимала сердце ее. Не лежала её душа к нему, а влюбилась она в юного рыбака с льняными волосами и глазами цвета синего неба. Потому-то смотрела она на Ингви и не видела, и те слова, что он ей говорил, не слышала. Тем временем догреб Кирппу до Черного мыса, до камня, где когда-то разговаривал с духами его отец. Не мешкая, развёл он огонь на камне том, сам выстрогал две стрелы, а на каждой стреле вырезал по магической руне. И руна на первой означала «Проснись и внимай», а на второй – «Месть». Кремнёвый наконечник вставил он в каждую, перьями гуся он их оперил. Вот начинает нагревать на огне Кирппу наконечник первой стрелы. А когда раскалился он, то пустил юноша стрелу прямо в Ладогу, в черные, ночные воды. Зашипел в волнах раскаленный кремень, и вздрогнула от укола стрелы Ладога, всколыхнулась она от жара камня: