Так как никто не оказывал ему сопротивления, Питер отправил группу своих людей, чтобы они сломали ближайшие большие ворота, запертые на огромные засовы и железные балки. Топоры и мечи сделали свое дело; ворота распахнулись, и, видя это, моряки подошли ближе к берегу и раскрыли двери в носовой части своих кораблей, чтобы французские рыцари могли вывести своих лошадей. По мере того как открывались и другие ворота, у подножия холма, на котором стоял монастырь Христа Пантепопта, собралось значительное войско. Император и его приверженцы покинули свой лагерь и бежали в другие части города. Крестоносцы немедленно двинулись на лагерь и захватили отличные трофеи: императорский шатер, драгоценную домашнюю утварь, ларцы с золотом, лучший из которых получил Петр Амьенский. Другие крестоносцы разъезжали туда-сюда по окрестностям, убивали всех, кто встречался им на пути, и мародерствовали.
Час уже был поздний, и военачальники боялись, что византийцы соберутся с силами к утру. Они сочли, что дальнейшее проникновение в город ночью или днем чрезвычайно опасно, так как его защитники легко могли бросать тяжелые предметы с высоких зданий на всех, кто находился внизу на улице. Поэтому бароны приняли решение разбить лагерь там, где находилась их армия, – на открытой местности непосредственно за стенами, где она должна была быть готова к сражению на следующий день. Если византийцы тогда откажутся сдаться, крестоносцы планировали устроить пожар и выжечь город. Лагерь был разбит, и большая часть армии сложила оружие и воспользовалась отдыхом; но ничто не могло помешать отдельным предприимчивым крестоносцам и их группам заниматься ночью грабежами. Чтобы сдерживать византийцев, пока он занимался этой деятельностью, один германский граф (очевидно, Бертольд Катценеленбоген) приказал устроить поджоги; так начался третий большой пожар в городе за этот год. Он уничтожил район вдоль Золотого Рога от Эвергетидского монастыря, где остановился первый пожар, до квартала Друнгарион, расположенного приблизительно у границы опустошения, вызванного вторым пожаром. И хотя новый пожар длился до следующего вечера, он не был таким серьезным, как его предшественники, так как основная масса жителей уже покинула этот район, а армия крестоносцев встала лагерем там, где была вне досягаемости огня. Тем не менее эти три пожара сожгли, вероятно, около половины жилых домов в городе; почти весь густонаселенный район вдоль гавани был уничтожен вместе с широкой полосой города, доходившей до Мраморного моря. Не считая пожара и мелких стычек, крестоносцы провели ночь спокойно.
Но не византийцы, которые прекрасно понимали, что обороняться дальше невозможно. Как только крестоносцы оказались внутри городских стен, ни у аристократов, ни у солдат, ни у горожан не осталось духу сражаться; стены и башни были покинуты защитниками. Многие представители знати немедленно бежали из города через незащищенные Золотые ворота, а другие укрылись в императорских резиденциях – Большом и Влахернском дворцах; простые люди побежали прятаться в церкви. Алексей V в отчаянии метался от одного места к другому, чтобы собрать своих сторонников, говоря всякому, кто соглашался его слушать, что теперь, когда крестоносцы оказались в ловушке внутри городских стен, их будет легко уничтожить. На него никто не обращал внимания. Понимая, что больше ничего нельзя сделать, Алексей принял решение скрыться, так как знал, что латиняне его не пощадят. Заехав сначала в Большой дворец, чтобы забрать свою любимую Евдокию и ее мать – бывшую императрицу Ефросинью, он и его свита затем проехали через Золотые ворота и отправились скитаться во Фракию.