Но не все константинопольские реликвии были увезены во время разграбления города. Еще долгие годы византийская столица продолжала поставлять такие ценные объекты поклонения. Вскоре после Четвертого крестового похода генуэзский пират по имени Деодедело якобы захватил венецианский корабль, который вез фрагмент Истинного Креста, так что Генуя получила свою долю. В 1205 г. после поражения армии латинян в сражении с валахо-болгарами у Адрианополя английский капеллан бежал с другим фрагментом Истинного Креста, который он в конечном счете подарил небольшому Бромхольмскому монастырю в Восточной Англии. Там сотворенные во множестве им чудеса принесли монахам целое состояние. В 1206 г. рыцарь Далмас де Серсей украл голову святого Клементия у латинских священников в монастыре Перивлептос и передал эту реликвию аббатству Клюни, где его история была записана с его собственных слов. Такое перемещение реликвий продолжалось из года в год.
До нас дошли два византийских рассказа о том, что пришлось пережить отдельным людям во время разграбления Константинополя. Никита Хониат включает в свою историю рассказ о своих собственных страданиях. В августе 1203 г. его особняк, подходящий для проживания самого высокопоставленного чиновника гражданской службы империи, был уничтожен вторым пожаром, после чего он и его семья перебрались жить в захудалый дом неподалеку от Святой Софии. В эту церковь они бежали, когда утром начался грабеж, но там невозможно было укрыться. За несколько месяцев до описываемых событий, когда городские жители напали на проживавших в городе латинян, Никита защитил одного венецианского купца, его жену и их имущество. Когда Никита вместе со своими домочадцами попросил у него убежища, их хорошо приняли. Одевшись в доспехи, венецианец притворился одним из завоевателей, заявив права на этот дом и его обитателей. Всякий раз, когда к дому приближался крестоносец, венецианец на собственном языке варвара давал ему отпор бахвальством и угрозами. Когда франков стало слишком много на него одного, он отвел Никиту и его домашних под видом пленников в жилье другого венецианца, где на тот момент было безопасно. Однако позже эта часть города отошла французам, и нужно было предпринимать что-то еще. На этот раз у семьи Никиты Хониата не было никакой помощи, детей пришлось нести на плечах, а младенца на руках. Они благополучно скрывались до субботы – пятого дня после захвата города. К этому времени Никита уже связался с другими влиятельными византийцами, все еще остававшимися в городе, – патриархом и уцелевшими высокопоставленными чиновниками. Они решили уходить вместе со своими семьями, держась большой группой для взаимной защиты. В какой-то степени было восстановлено спокойствие в городе, и солдаты получили приказ не причинять вреда монахиням или девушкам.
В субботу собралась вся группа: женщины в ее центре, мужчины вокруг них. Все были одеты в лохмотья; девушкам было велено скрывать лица и фигуры; мужчины били себя в грудь и сетовали на судьбу. Процессию возглавил пожилой патриарх, бедно одетый и без каких-либо признаков его ранга. Французы без доспехов, но с мечами собрались группками, чтобы поглазеть, очевидно надеясь на то, что случится что-нибудь интересное; многие жадно искали глазами богатую одежду, скрытую под лохмотьями, или какие-нибудь золотые или серебряные украшения; другие вожделенно пялились на женщин. Так как жена Никиты была беременной на позднем сроке, можно представить, как он был озабочен. Беженцы выбрали дорогу к Золотым воротам; у церкви Святого Мокия какой-то крестоносец внезапно прорвался сквозь ряд мужчин и схватил девушку. Среди криков и шума ее пожилой отец, судья, кинулся к Никите и стал умолять спасти ее. Никита пошел за вором и обратился к зрителям-латинянам, которые знали немного греческий, и кое-кто из них был тронут настолько, что присоединился к погоне. Рыцарь поспешил отвести девушку в свой дом и встал перед дверью. Никита утверждает, что он произнес короткую речь, в которой обвинил вора в нарушении приказа своего начальника не допускать жестокого обращения с женами и дочерьми. И хотя виновный отверг эти доводы, другие латиняне сказали, что повесят его, если он не вернет девушку. Так как рыцарь был в меньшинстве и перед ним стояла такая угроза, он уступил, и девушка была возвращена своему отцу. Группа беженцев прошла через Золотые ворота безо всяких дальнейших помех. Никита пишет, что он произнес длинную торжественную речь, обращенную к стенам и самому городу, в которой излил всю свою горечь, скорбь и горячее желание вернуться, которые отчасти отражали его реальные эмоции при прощании со своим опустевшим домом. Однако он порадовался тому, что вся его семья в отличие от многих других семей уходит, не пострадав, не понеся потерь или ущерба. За воротами изгнанники были встречены презрительным смехом крестьян и отправились в изнурительный путь в Селимбрию (город во Фракии. – Пер.). Позднее Никита перебрался в Вифинию, где Ласкарисы восстанавливали уменьшившееся византийское государство, и получил свой прежний высокий пост. И все же катастрофа 1204 г. осталась в его сердце и окрашивала историю, которую он там дописал.