В то время как все члены семьи Никиты Хониата оставались вместе, семья Месарита добровольно разделилась; их дом тоже был уничтожен одним из пожаров. Николай рассказывает, что в ночь захвата города его брат Иоанн пошел в церковь Святого Георгия Манганского, сам он – в Большой дворец, где он был дьяконом Фаросской церкви, а их мать попыталась найти убежище в Святой Софии. На следующее утро братья ненадолго встретились на развалинах своего дома, чтобы обменяться новостями. Иоанн возвратился в Манганский храм и находился внутри его, когда до него добрались крестоносцы. Все люди, которые нашли для себя убежище в этой церкви, были захвачены в заложники и подверглись жестокому обращению, но при виде лица Иоанна – лица аскета – победители остановились. Истощенный от постоянного воздержания, он носил длинную спутанную бороду; от его фигуры святого-пустынника даже латиняне отпрянули в благоговении. Чувствуя над ними свою власть, Иоанн сказал, что его пустой кошелек лишил его страха перед ворами. Вскоре его позвали предстать перед бароном, который командовал в Мангане, так как тот узнал, что Иоанн был одним из немногих отшельников, поднявшихся над этой катастрофой; его разум не был опечален или подавлен, но он прославлял Господа за то, что тот наказал так византийцев за их грехи. И хотя сам барон был распутным и необузданным человеком, он почитал такое смирение. Когда перед ним предстал Иоанн Месарит, барон предложил ему занять почетное место на собрании; Иоанн настаивал на том, чтобы сидеть на полу, но барон обхватил его руками и усадил на предложенное место, а сам расположился у ног аскета. Привели переводчика, и после некоторой беседы барон объявил, что если бы у Византии был такой предводитель, то крестоносцам пришлось бы признать поражение. Франки продолжали оказывать Иоанну различные почести, кормить его, по словам Николая, как в древности одного святого кормили вороватые вороны-людоеды.
С покоренными византийцами не всегда обращались бесчеловечно или безжалостно. Никита Хониат дважды встретил сострадание у венецианцев, которые защитили его, и у солдат, которые не допустили, чтобы их товарищ ослушался постоянно действующего приказа. В то время как крестоносцы с презрением относились к манерам и учености византийцев, они проявили уважение к аскету Иоанну Месариту: пусть он был раскольником, но его следование примеру, поданному Иисусом Христом, было очевидно всем. Но такое гуманное отношение было скорее исключением, нежели правилом. В своей риторической манере Николай Месарит кратко излагает точку зрения византийца на разграбление города: «Тогда улицы, площади, двух- и трехэтажные дома, святые места, монастыри, дома монахов и монахинь, святые церкви (даже Божья Большая церковь), императорский дворец оказались заполненными врагами – обезумевшими воинами с мечами, одетыми в железо, от которых веяло убийствами, копьеносцами, лучниками, кавалеристами, хваставшимися ужасными вещами, лающими, как Цербер, и дышащими, как Харон. Они грабили святые места, топтали божественные предметы, буйствовали над святынями, швыряли наземь святые образа Иисуса Христа и Его Святой Матери, висевшие на стенах, а также образа святых, которые извечно были милы Господу Богу, изрыгали клевету и богохульства и брань, к тому же отрывали детей от их матерей, а матерей – от детей, обращались с девами развратно и позорно в святых храмах, не боясь ни гнева Божьего, ни мести человеческой. Они обыскивали женские груди, чтобы посмотреть, нет ли на теле женского золотого украшения или не спрятано ли оно там; женщинам распускали волосы и снимали с них головные покрывала; их, бездомных и не имевших денег, волочили по земле. Повсюду слышны были стенания, плач и горе повсюду. Совершались непристойности, если какой-либо красивый предмет находили спрятанным в укромном уголке тела; так злодеи и смутьяны оскорбляли саму природу. Они убивали новорожденных, скромных матерей семейств, обнажали пожилых женщин и насиловали старух; они пытали монахов, били их кулаками, пинали ногами в живот, стегали кнутами и рвали на части тела их преподобий. Кровь человеческая проливалась на святые алтари, и на каждый вместо Агнца Божьего, принесенного в жертву ради спасения вселенной, притаскивали, как овец, людей и обезглавливали там, и на святых могилах негодяи убивали невинных. Так поклонялись святыням те, кто нес на своих плечах Крест Господень; так поступать их научили их собственные епископы. Так зачем же называть их крестоносцами? Это епископы среди солдат или солдаты среди епископов? И зачем подробно рассказывать о многом в этой речи? Вы все знаете, чем закончились эти ужасные деяния, ведь вас не было среди тех, кто творил насилие, вы были среди тех, кто подвергался ему».