В 1201 г. вторжение в Фессалию Хрисоса и Мануила Каматира вызвало революцию на Пелопоннесе, которая пошатнула власть столицы к югу от Коринфского перешейка. В Спарте захватил власть Лев Хамарит, в то время как Монемвасия была в смятении от ссор трех семей архонтов – Мамонов, Евдомоноиоаннов и Софианов. В Нафплионе главным противником имперской власти был Лев Сгур, который унаследовал от отца свою должность. До того самого времени, когда появился Гипомнестикон, он оставался на службе и помогал претору в Афинах в сборе налогов. Однако, как только Камица показал, как нужно действовать, он понял, что настал его час, и захватил Аргос и Коринф, получив контроль над жизненно важным перешейком. В ответ на этот вызов Алексей III послал Михаила Стрифна в Элладу, очевидно, зимой 1201/02 г., в то время как сам он вел войну с Хрисосом и Камицей. Великий дука поехал в Афины вместе со своей женой, для того чтобы поклониться прославленной обители Богоматери на горе Афон, и устранить источники
бед города. Михаил Хониат принял его с обычной речью с целью вызвать жалость к Афинам и желание следовать примеру былым благодетелям города, ведь у Стрифна были широкие полномочия – положить конец бунтам и установить согласие на территории от Фракии до Пелопоннеса. Подобно Гераклу, по словам Михаила, он убьет драконов и, подобно Аристиду, восстановит города; но надежды митрополита были обречены на разочарование.
Стрифн ничего не сделал, и власть Сгура сохранилась. Не терпя никаких соперников, последний, видимо, разделался с епископом Аргоса, а позднее пригласил митрополита Коринфского на обед, ослепил его и сбросил его с Акрокоринфа (крепость, расположенная над Коринфом. – Пер.) умирать. Страшась такой же участи, Михаил Хониат написал Феодору Эйреникосу и Константину Торнику в надежде получить от них помощь. Он заявил, что Сгур уже ведет морскую войну с Афинами – факт, который наводит на мысль, что мятежник вступил в союз с пиратами Этины и Саламина. Эти мольбы ни к чему не привели, и поэтому приблизительно в 1202 г. Михаил совершил короткую и бесплодную поездку в Константинополь. Когда он вернулся, то обнаружил, что связь между Афинами и сборщиком налогов Сергием Колибасом в Фивах прервана; притон разбойников на перешейке расширяет свою власть на север. Перед Четвертым крестовым походом Афины оказались под прямой угрозой, исходившей от Сгура. Алексей III позволил магнатам делать в провинциях все, что им вздумается, и результатом этой политики стал крах императорской власти на Пелопоннесе.
Налогообложение всегда было предметом раздумий Михаила Хониата. Из двух его главных видов обычный земельный налог вызывал у него наименьшую озабоченность, хотя он возражал против того, что он не взимается по одной и той же ставке везде: по его утверждению, некоторые регионы благодаря императорскому или преторианскому освобождению или даже использованию вооруженной силы полностью уходили от налогообложения. И в Гипомнестиконе он протестует против того, что наиболее отдаленная часть Эллады (Пелопоннес) избегает налогообложения. Более весомыми были чрезмерные налоги, взимаемые со специальной целью, как «немецкий налог» в 1197 г., вся тяжесть которого пала на провинции, так как столица отказалась платить. Также в начале правления Алексея пиратская деятельность Гаффорио привела к тому, что в Аттике дважды собирали деньги на постройку кораблей: первый раз по приказу командующего флотом Стириона, а второй – по совместному распоряжению претора и Льва Сгура. От такого притеснения Фивы и Эвбея спаслись, хотя и принадлежали к одному и тому же налоговому региону, что и Афины. Митрополит горько сетовал на необходимость подносить официальным лицам подарки, жаловался на поборы на расквартировывание и принудительную поставку скота, о которых уже упоминалось.
Никита Хониат заявляет, что Ангелы оба были алчными, но при этом их великодушная щедрость заставляла их изобретать новые источники доходов. Вопрос о проверке намерений правительства возник в случае освобожденных от налогов кораблей, принадлежавших многочисленным монастырям. В октябре 1195 г. морской совет одобрил отправку корабля на Патмос обычным чередом, но в начале следующего года возникли трудности: казне понадобились средства, и монахи лавры на горе Афон пожаловались императору на то, что сборщики взяли десятипроцентный налог на вино, привезенное на их кораблях, потому что этот товар не значился в списке освобожденных от налогов товаров, составленном при Алексее I. Когда в апреле 1196 г. император приказал Иоанну Велиссариоту выслушать это дело в его суде великого логофета, должностные лица морского совета заявили, что они получили распоряжение собрать все налоги, специально не запрещенные императорским документом. Однако суд решил, что булла лавры гарантирует освобождение от десятипроцентного налога на все товары, подразумевая и десятину на вино. Когда это решение уже собирались сделать обязательным к исполнению, представители морского совета заявили, что у них есть приказ императора, разрешающий им взимать налог на вино. Когда их призвали представить этот приказ на последующем заседании суда, они сказали, что не могут сделать это, так как такие указы не доходят до совета, но о нем следует спрашивать чиновников канцелярии великого сакеллария. Великий сакелларий заявил, что, если бы у него был такой документ, защищающий интересы казны, его не нужно было бы принуждать предоставлять его. А раз так, то монахи получили благоприятное для них решение. То значение, которое придавалось налогу на вино и освобождению кораблей от налогообложения, указывает на то, что монастыри использовали свои суда для того, чтобы вести доходную морскую торговлю.