Своей одеждой, как мы увидим далее, отличались монашеские ордена: нищенствующие монахи облачались в грубошерстные ткани серого цвета, цистерцианцы щеголяли в белых рясах, бенедиктинцы — в черных.
Аксессуаром исключительно рыцарства были шпоры.
Еще отчетливее, чем костюм, определяли социальный статус лиц гербы, которые входят в употребление в это же время. Они возникли, по-видимому, из чисто военной потребности — облегчить узнавание своих в ходе битвы, но приобрели затем гораздо более широкое назначение, став важнейшим детерминативом человека, определителем его места в обществе, его отличительным знаком.
109. Навивание основы. С миниатюры 1210 г.
110. Ткацкий станок для двух рабочих. С миниатюры начала XIV в.
111. Ткацкий станок. С миниатюры XIII в.
112. Ручная прялка. С миниатюры 1028 г.
113. Прядильное колесо, прочесывание шерсти. С миниатюры 1338 г.
114. Ткач. Миниатюра.
Приглядимся к средневековому быту, каким он встает перед нами: глухой, плотно закрытый дом, куда с трудом проникает солнечный свет; одежда (во всяком случае, в XII веке), предназначенная для пребывания в доме; жизнь, обособленная в пространстве, замкнутая в узком кругу, — человек всем строем своего существования был обращен не вовне, не к общественному бытию (как гражданин античного муниципия), но внутрь, к своему домашнему очагу. Естественно, что в этих условиях семейные связи приобретали особенное значение. Если римлянин был (в идеале) прежде всего гражданином, а потом уже семьянином, то человек средневековья исходил из интересов и потребностей своего дома и своей домашней общины. Поэтому римский брак был непрочным, неформально заключаемым и легко расторжимым, тогда как христианство объявило институт брака священным, а на развод смотрело как на исключительное явление. Дом, а не форум, был средоточием средневековой жизни, а семья являлась ее основной общественной ячейкой.
Брак стал церковным таинством, и церковь освящала все его этапы: заключение контракта, помолвку, самую брачную церемонию. Священник присутствовал при контракте и торжественной формулой закреплял помолвку, при бракосочетании он встречал жениха и невесту у церковного портала и провожал их внутрь, к алтарю, где опять-таки его торжественные формулы и действия завершали церемонию и открывали перед молодыми новую страницу жизни. Церковь установила те дни, когда можно было и когда нельзя было заключать браки, регламентировала всю жизнь индивида и семьи, вплоть до интимной, и взяла на себя обязанность наблюдать за нравственностью семейной жизни.
А вместе с тем бракосочетание было и мирской церемонией. Подобно социальной символике костюма, брачная церемония и, в частности, свадебный пир показывали общественное положение жениха, невесты и их родни. Законодательство многих немецких городов строго регламентировало пышность и продолжительность свадебных торжеств и, если можно так выразиться, социальный состав их участников. В Висмаре, например, устройство большого, на весь день пира с танцами разрешалось только в том случае, если приданое невесты составляло не менее ста любекских марок, в других случаях должны были довольствоваться праздничным ужином. В Аугсбурге и Мюнхене на рубеже XIII—XIV столетий в свадебных пиршествах состоятельных бюргеров запрещалось принимать участие "находящимся в услужении" — кнехтам, служанкам, подмастерьям и т. п.
Церковь объявляла брак таинством и трактовала семью как вечную и нерушимую ячейку. Но вместе с тем она ставила целомудрие выше семейной жизни. Целибат (безбрачие) был обязательным на Западе для монахов и высшего духовенства, а постепенно, к XI веку, принцип целибата был распространен и на священников — им было запрещено иметь семью (в отличие от византийских клириков, которые имели право вступать в брак).
Церковь видела смысл и суть брака прежде всего в продолжении рода человеческого. Половая страсть казалась крупнейшему богослову XIII века Фоме Аквинскому греховной прежде всего потому, что она уводила человека от истинной любви — любви к богу, брак, следовательно, имел оправдание только ради создания нового поколения. В соответствии с этим применение любых противозачаточных средств осуждалось как волшебство и подчас приравнивалось к смертному греху человекоубийства.
Отвергая страсть, церковь, естественно, не признавала развода. Однако на практике разводы постоянно имели место. Для осуществления развода надо было показать, что брак был заключен в свое время в нарушение канонического права — например, можно было обнаружить, что муж и жена состояли в родстве и потому не могли быть мужем и женой. Ансельм Кентерберийский писал, что в Ирландии разводы постоянны, и мужчины "свободно и публично" меняются своими женами, как в других местах меняются конями.
115—117. Отделка сукна: валяльщик, уминающий ткань в чане; растяжка полотнища перед стрижкой; стрижка. Витраж. XV в. Собор в Семюр-ан-Оксуаз. Франция
118. Римские ножницы для стрижки овец, идентичные по форме средневековым. III в.
119. Ворсовальные ножницы, идентичные по форме римским.
120. Ворсовальная шишка
Малая семья, освященная законом и церковью, мыслилась как основная ячейка средневекового общества. Однако средневековая малая семья отнюдь не была единообразной, унифицированной социальной группой. Только в средневековой Франции прослеживаются по меньшей мере три типа малых семей. На юге, где римские традиции оставались сравнительно устойчивыми, преобладала семья, где отец был непререкаемым главой, по собственной воле распоряжавшимся семейной собственностью, которую он мог поделить между наследниками или передать любимому ребенку. В Парижском районе семейное имущество мыслилось нераздельным и передавалось (по воле отца и матери) одному из детей (обычно сыну), тогда как дочь старались выдать замуж со сравнительно небольшим приданым; она входила в другую семью и уже не могла рассчитывать на какую-либо долю собственности родителей после их смерти. Именно здесь, в Центральной Франции, имущественное единство семьи проступало всего отчетливее. Напротив, в Нормандии семья как бы отступала на задний план перед родом: отец не имел власти над имуществом, и после его смерти оно разделялось равными частями между всеми его наследниками-мужчинами.
Отношение к семейному имуществу как к стабильному и нерушимому констатируется и за пределами Франции — в Польше, Швейцарии, немецких землях. Оно отчетливо подчеркивается, в частности, немецким обычаем оставлять неразделенной домашнюю мебель, причем эта неразделенность мыслилась как "преодоленный раздел": треть вещей передавалась живущим в доме детям, вторая треть — вдове, а последняя треть трактовалась как принадлежащая душе покойного и, соответственно, тоже должна была оставаться в доме.
121. Котта, плащ , брэ. Миниатюра. XIII в.
122. Шзнс, блио, плащи. Миниатюра. 1130 г.
123. Шэнс из Палермо. 1181 г.
124. Блио из шерстяной ткани. Скульптура. Середина XII в. Главный портал собора о Шартре. Справа реконструкция костюма.