Выбрать главу

«Просвещенный» разум с его хвалеными отчетливостью и универсальностью показал себя на деле идолом со всеми атрибутами суеверного поклонения. Абстрактному разуму Гаман противопоставляет жизнь и конкретный опыт, реальные факты и историю. Понятия становятся безжизненными в отрыве от образов — сокровищницы человеческого знания. Кантианский дуализм «чувственности» и «разума» должен быть заменен изучением языка, ведь язык — это озвученный, открытый чувствам разум: не зря говорится, что Логос, Глагол — плоть Господа. «Книга Творения содержит примеры универсальных понятий, которые Бог пожелал открыть сотворенному через творение... а Книги Завета таят в себе секреты, которые Бог хотел открыть человеку через людей».

Сократ, отец рационализма, у Гамана становится гением-пророком. В «Сократических заметках» мы читаем: «Что заменило Гомеру незнание правил искусства, по поводу которых Аристотель размышляет и которые игнорирует Шекспир? Гений — вот ответ. Невежда Сократ имел гений, стоивший целой науки... египетской и греческой мудрости... Пустой интеллект Сократа стал плодоносным, как лоно Девы Непорочной». Платон говорил устами Сократа, что сам Бог повелел ему отвратить афинян от пороков и повести за собой. «Кто отец пророков? Разве наш Бог не был назван Богом и язычников?»

Ясно, что при таком подходе стержневую роль играет вера В «Голгофе», сочинении Гамана, говорится: «Вера и сомнение влияют на познавательную способность, подобно страху и ожиданию, которые образуют импульс вожделения. Истина и неистина — инструменты интеллекта, представления о добре и зле приводят волю к действию. Наше знание фрагментарно, и все резоны заключаются либо в вере в истину, либо в вере в неправду и сомнениях в истине».

«Эта вера (отчасти негативная, отчасти позитивная) выше всех систем... Неприятие истины и легковерная склонность к иллюзиям — сопутствующие симптомы, как озноб и жар при лихорадке. Те, кто полагают себя вне этой болезни души, изо всех сил стремятся лечить других, себе подобных... Беда тому, кто вознамерится оспаривать. Что такое истина? Ветер, который дует, но не знает откуда и куда? Дух, который мир не в состоянии принять, ибо не знает его». Возможно, Гаман — один из самых мужественных защитников христианства и критиков просветительства. «Нордический маг» возвестил о новой эпохе и новом направлении духа.

4.2. Якоби: полемика вокруг Спинозы и переоценка веры

Фридрих Генрих Якоби (1743—1819) начинал как романтик («Аллвилл», 1776; «Вольдемар», 1777), но затем пришел к трансцендентному Богу. Среди его работ примечательны письма «Об учении Спинозы» (1785), «Давид Юм о вере, или Идеализм и реализм» (1787), «Письма к Фихте» (1801), «О божественных вещах» (1811).

Фридрих Генрих Якоби (1743—1819)

Трактат о Спинозе наделал немало шума в свое время. Лессинг в 70-х гг. опубликовал сочинение деиста Г. С. Реймаруса. Якоби отреагировал на него следующими тезисами: а) всякая форма рационализма заканчивается в финале своего развития как спинозизм; б) спинозизм — форма атеизма, поскольку отождествляет Бога с природой (deus sive natura); в) спинозизм — это фатализм, ибо не оставляет места для свободы; г) тот же Лессинг, спинозист и пантеист, не избежал фатализма и атеизма.

Это была настоящая атака на «иллюминизм», в которой Якоби поддержал Гаман. Кант не пожелал вмешиваться, а Гёте защитил Спинозу как христианина (подобно, впрочем, и Гердеру). Все вместе взятое лишь прибавило популярности Спинозе. Однако Якоби не смирился: спинозистский интеллектуализм, по его мнению, отделяет интеллект от веры, основанной на чувстве и интуиции, которая лишь подтверждает, но не доказывает. «Я неоднократно повторял, — говорит Якоби, — что необходимо выбраться из накатанной колеи интеллекта, чтобы не потерять Бога. Поскольку разум просыпается в человеке не сразу, ему кажется, что он мало-помалу возникает из рироды слепой и неразумной, в противоположность мудрому Провидению. В любом случае, деификация природы — нонсенс: кто начинает с природы, никогда не придет к Богу. Либо Он — в начале всего, либо Бога нет вообще». Беда, если языческий интеллект берет в плен христианское сердце.

«Вера — изначальный свет разума, но рационализм принимает его за свой собственный. Погаснет этот свет, и любая наука окажется слепой и бессмысленной: невнятные пророчества вместо вопрошания и ответствования. Вера — неустранимое доверие к тому, чего не видно. Абсолют мы не видим, но верим в него. Мы видим обусловленное, по поводу чего возникает знание. Здесь доминирует наука. Вера в невидимое сильнее и благороднее знания видимого... Истинная наука — это дух, свидетельствующий о самом себе и о Боге. Насколько я уверен в объективности моих ощущений истинного, прекрасного и благого в природе, настолько я убежден в существовании Бога. Ослабление одного влечет к атрофии другого». Из силы веры в невидимое возникает вечная борьба против доктринального знания, война чад Божиих против титанов. Философия света против философии тьмы, антропоморфизм против пантеизма, истинный рационализм против его перевертыша, христианство против язычества. Христианство антропоморфично по существу, ибо учит только о Боге, творце мира, знания и воли; язычество — космотеизм. Нет ничего более абсурдного, чем теория деификации природы, якобы открывающая христианство. Вера ребенка или целого народа в каком-то смысле выше и лучше, чем знание философа без веры. Верить во Христа означает верить в то, во что поверил бы Он сам.