Разработка и использование прагматистского метода, равнозначного для Дьюи методу науки, при решении моральных ситуаций в учении Дьюи служит переходом к применению этого метода к проблемам и ситуациям социально-политической жизни. Дьюи убежден в том, что только научные методы могут помочь и способствовать решению всех человеческих, в том числе и политических, проблем.
Основанием для этой уверенности является, по Дьюи, во-первых, невозможность провести четкую границу между естественными науками, в которых этот метод дал блестящие результаты, и общественными науками, а, во-вторых, то, что политика, по крайней мере в Америке со времен Джефферсона, содержит в себе сильнейший моральный элемент.
Дьюи считает, что все, что затмевает моральную в своей основе природу политической проблемы, вредно. «Любая доктрина, исключающая или даже затемняющая функцию выбора ценностей и верования, желаний и эмоций в интересах избранных ценностей, ослабляет личную ответственность за суждение и за действие. Таким образом она содействует созданию позиций, приветствующих и поддерживающих тоталитарное государство» (11,188).
Свою важнейшую цель Дьюи видит в обосновании, защите и расширении демократии, особенно перед лицом могущественных сил, которые в первой половине XX века вели на нее организованное наступление и уничтожили ее в некоторых крупнейших мировых державах.
Естественно, что больше всего его интересует судьба демократии в Америке, где Дьюи констатирует наличие серьезных социальных противоречий. Здесь тоже требуется социальная реконструкция.
Важнейшим ее принципом Дьюи считает категорический отказ от какого бы то ни было насилия и использование только мирных средств.
В недавнем прошлом в нашей критической литературе прагматизму предписывалась приверженность к иезуитскому принципу «цель оправдывает средства». Ничего не может быть дальше от действительных взглядов Дьюи. Он постоянно повторял ту мысль, что средства должны соответствовать цели, что дурные, не адекватные средства могут извратить любую, даже самую лучшую цель.
Он, в частности, писал, что «демократические цели требуют демократических методов для их реализации» (11,192), он отрицал любые формы тоталитаризма и писал, что «обращение к монистическим, огульным, абсолютистским образам действий есть измена свободе человека — в какой бы форме она ни проявлялась» (11,192).
Каковы же пути совершенствования демократического общества и решения стоящих перед ним задач? Это, конечно, все тот же прагматистский или научный метод, за который ратует Дьюи. Он должен быть направлен на последовательное решение тех частных конкретных проблем, из которых складывается человеческая жизнь.
Прежде всего, это проблема образования и воспитания. Это всевозможные социальные конфликты, отношения между предпринимателями и рабочими, между этническими группами и великое множество других совершенно конкретных и точно определимых проблем, зависящих от реальных и конкретных интересов людей.
Ни в коем случае не следует ставить перед собой какие-то предельно общие и отвлеченные цели, выдвигать абстрактные идеалы. Они обязательно превратятся в какой-то тотальный абсолют, которому волей — неволей придется подчинять свои поступки, не видя и не имея возможности сделать ничего другого. Абсолют неизбежно ведет к насилию и к подчинению человека, и здесь уже конец демократии.
Не надо строить надежды на возможность каких-то мгновенных или очень быстрых преобразований. В обществе возможны только постепенные, естественно протекающие изменения и улучшения.
Но тут может возникнуть вопрос: возможны ли вообще какие-то радикальные социальные изменения, не противоречат ли они человеческой природе, которая может составить непреодолимое препятствие всем здоровым начинаниям?
Но, вопреки распространенному мнению, Дьюи вовсе не считает человеческую природу неизменной. Напротив, Дьюи убежден в том, что она поддается нашим усилиям, и фактически на протяжении истории уже сильно изменилась.
Возьмем, например, вопрос о свободе и демократии для всех, о равных правах всех людей. Это же совсем новые идеи в человеческой истории, и для того, чтобы они получили всеобщее признание, человеческая природа должна была претерпеть значительные изменения. Она будет изменяться и дальше.
В противном случае образование и воспитание не могли бы играть никакой роли в жизни общества.
Человеческая природа изменчива и может изменяться в направлении все большей демократизации общества. Таково убеждение Дьюи. Но это изменение должно совершаться естественно и постепенно, т. е. так, как этого требует метод науки.
Дьюи говорит, что «демократии можно служить только путем неторопливого изо дня в день принятия и непрерывного распространения в каждой фазе нашей общей жизни методов, тождественных достигаемым целям… мы должны знать, что зависимость целей от средств такова, что единственный окончательный результат есть результат, достигаемый сегодня, завтра, послезавтра, день за днем в непрерывной преемственности лет и поколений. Только так мы сможем быть уверены, что мы рассматриваем наши проблемы во всех частностях одну за другой, по мере их возникновения — со всеми ресурсами, предоставляемыми разумом, орудующим в совместном действии. В конце, как и в начале, демократический метод в своей основе также прост и безмерно труден, как и энергичное, неослабное непрестанное созидание всесущей новой стези, по которой мы можем направить совместно свои стопы»(11, 192–193).
Глава 2. Реалистические течения
§ 1. Неореализм
В конце XIX в. в западной философии получили распространение субъективистские взгляды на процесс познания, связанные главным образом с позитивистскими и неокантианскими течениями[6]. Считалось, что основу нашего знания окружающего мира составляют чувственные впечатления, за которыми бессмысленно и бесплодно искать какие-то объективные сущности.
Однако огромные успехи наук, в частности физики, открывавшие многообразные, скрытые ранее явления и процессы физического мира, было трудно совместить с подобным гносеологическим субъективизмом. Не приходится удивляться тому, что вскоре в противовес философскому субъективизму появились и прямо противоположные концепции, заявлявшие об объективной реальности объектов познания. Таково, например, учение Ф. Брентано о предметности сознания, т. е. о его направленности на какой-то предмет. Таковы же и идеи австрийского ученика Брентано философа Мейнонга, разработавшего «теорию предметов», данных познающему субъекту в его переживаниях. Однако, в то время идеи этих мыслителей на американских и английских философов заметного влияния не оказали.
В английских же университетах доминировала философия абсолютного идеализма (в Кембридже — Мак-Таггар, в Оксфорде — Ф. Бредли). С точки зрения этих философов, окружающий нас эмпирический мир представляет собой только видимость, а не реальность. Реальность же присуща лишь абсолюту, понимаемому как абсолютный опыт[7].
Соответственно, Бредли писал: «Что я отвергаю, так это отделение ощущения от ощущаемого, или желание от желаемого, или того, что мыслится от мышления… Бытие и реальность, короче говоря, это то же самое, что чувствительность» (29,129). Или еще: «Природа сама по себе не обладает реальностью. Она существует лишь как форма проявления внутри абсолюта» (29,129).
Эта позиция вызвала серьезные возражения прежде всего со стороны молодого английского философа Дж. Э. Мура, опубликовавшего в 1903 г. свою ставшую знаменитой статью «Опровержение идеализма». В этой статье Мур подверг чисто логическому анализу и критике фундаментальный, как он полагал, для любой формы идеализма тезис «esse est percipi» (существовать, значит восприниматься). В указанной работе Мур рассматривает ощущение синего цвета. Сопоставляя его с ощущением зеленого цвета, он утверждает, что в каждом ощущении цвета имеются две составных части: одна, общая всем ощущениям, это — сознание; другая, составляющая объект этого сознания, т. е. сама синева, которая от сознания не зависит, а дается ему или входит в него как особый объект.
6
Напомним, что, согласно Риккерту, действительность это индивидуальное наглядное представление, а для Маха задача физической науки состояла в том, чтобы открывать законы связи между ощущениями.
7
Об учении абсолютного идеализма см. книгу: Зотов А.Ф., Мельвиль 10. К. Буржуазная философия середины XIX — начала XX веков. М-, 1988, гл.7.