В охридском письме папу возмутило не столько существо мнения архиепископа Льва о совершении Евхаристии, сколько самый тот факт, что предстоятель не Римской и, следовательно, не привилегированной Поместной Церкви считает себя вправе не соглашаться с той Церковью, которую папа называет «единственной матерью» всех других Поместных Церквей (Col. 767).
Это дало повод папе раскрыть в послании римское учение о Церкви так полно и с такой определенностью, как это не было сделано еще никем ранее. Зная, что это учение будет оспариваться не одним Львом Охридским, папа адресуется со своим посланием прежде всего к Константинопольскому патриарху Михаилу Кируларию, отводя Льву Охридскому в надписании письма второе место. Мы вправе рассматривать это послание как ультиматум. Вопрос ставится ясно: или признайте наше учение о Церкви, или разрыв. По сути дела папа выдвигает тут принцип безоговорочного подчинения Риму во всем, а не в том только, что будет признано обоснованным. Иначе он и не представляет себе единства Церкви.
Из содержания этого письма вытекает, что для папы «врагом света» и «слепым пастырем» является всякий, не признающий привилегии Рима на непогрешимость; следовательно, все бранные эпитеты этого письма, по мысли его автора, могут быть отнесены и к патриарху Антиохийскому Петру, хотя и настроенному примирительно, но допускавшему, как мы видели, в принципе возможность отступления папы от православия. Письмо папы – это взмах меча, занесенного для рокового удара.
Прежде чем представлять ход последующих событий, следует коснуться не лишенного значения вопроса – об отношении самого патриарха Михаила Кирулария к обрядовым разностям. Из переписки, которую вел патриарх Михаил с Антиохийским патриархом Петром, видно, что Михаил придавал немалое значение таким особенностям западной практики, как литургии на опресноках, бритье бороды, употребление монахами мясной пищи, браки в близких степенях родства, участие священников в военном деле и др. Совершение Евхаристии на опресноках ему представлялось достаточным оправданием существовавшего разрыва. Но патриарх Петр Антиохийский, справедливо разграничивая догматы от обрядов, не считал совершение литургии на опресноках и другие обрядовые разности чем-то имеющим существенное значение, хотя и признавал преимущество за практикой употребления в Евхаристии обычного хлеба. В письме Михаилу Кируларию он писал: «Что касается меня, чтобы и я обнаружил свое мнение, то если бы латиняне исправились бы в прибавке к святому Символу, – я ничего не потребовал бы от них сверх сего, и даже вопрос об опресноках вместе со всем прочим оставлю безразличным, хотя в письме епископу Венецианскому (Петр имеет в виду патриарха Градского) я открыто признал, что Вечеря, на которой Господь наш Иисус Христос преподал ученикам Таинство Божественной Евхаристии, происходила прежде пасхи, в такое время, когда по закону не должно было есть опреснока. Я желал бы, чтобы и ваше божественное блаженство держалось этого». Патриарх Михаил Кируларий весьма считался с мнением патриарха Петра. Может быть, именно этому обстоятельству следует приписать тот факт, что в ответственный момент церковной истории Константинопольский патриарх так и не выдвинул официального обвинения против латинян, в котором фигурировала бы ссылка на опресноки или на иные второстепенные вопросы.
Послание папы Льва «In terra pax horninibus», содержащее оскорбительные выражения по адресу патриарха Михаила и восточных христиан, излагающее римское учение о Церкви и угрожающее непокорным отсечением, было написано осенью 1053 г. Последовавшее за этим послание патриарха Михаила было получено в Риме несколько месяцев спустя. Текст его, к сожалению, не дошел до нас. Тем не менее о содержании письма все же кое-что известно. Оно было составлено в миролюбивом духе и выдержано в почтительном тоне. Целью этого письма (так же, как и письма патриарха Антиохийского) было привлечь папу к православно понятому единству. «В высшей степени сдержанным» называет это письмо проф. Е. Аманн27. Патриарх, по-видимому, решил не касаться обрядовых вопросов и не отвечал на резкие выпады по своему адресу. Патриарх выражал сожаление о долгом разделении и заявлял готовность вписать имя папы в диптихи Восточных Церквей, если и папа окажется готовым восстановить общение с Востоком. Этот мирный призыв, содержащийся в письме патриарха, кажется настолько неожиданным после оскорбительного письма папы, что некоторые римско-католические историки (Аманн) не могут ничем другим объяснить почтительный тон патриаршего письма, как предположением, что послание папы по какой-то причине просто-напросто не было доставлено патриарху.