— Осторожно! — заорал Пьетро, когда они прошли впритирку с одной из морских гондол, вздымавшей волну. — Вправо! Теперь влево!
Он огляделся, желая убедиться, что другие гондолы действуют так же, и заметил на некоторых хорошо знакомые фигуры в капюшонах. Скрипнув зубами, Виравольта принялся подбадривать Тино, гондольера, который изо всех сил старался увеличить и без того немалую скорость. На лбу у него выступили крупные капли пота, а под жилетом и закатанными рукавами рубахи перекатывались мышцы. Но они приблизились всего лишь к оконечности Джудекки, и Пьетро чувствовал, что Тино не выдержит долго такого темпа. Он приметил большую гондолу с десятью гребцами, скользившую неподалеку в кильватере «Буцентавра» вместе с другими такими же. Приказав Тино приблизиться к ней, он окликнул гребцов. Последовал обмен репликами, каждый кричал, стараясь перекрыть нарастающий шум. Затем Пьетро кивнул и обернулся к гондольеру:
— Тебе за это воздастся, друг мой! Останешься доволен. Можешь спокойно возвращаться. А теперь пора уступить место.
С этими словами он вынул из петлицы и кинул под ноги изумленному гондольеру цветок.
Черную Орхидею.
Гондола подошла вплотную к другой лодке, сидевшие там подвинулись, давая место Пьетро. Гребцы тут были мощные, но изрядно подуставшие после лихорадочной гонки по Гранд-каналу. Но они грянули песню, собрав все силы, словно для участия в очередных соревнованиях — что некоторым образом соответствовало истине, — и заработали руками еще активнее.
У Сан-Николо «Буцентавр» словно встряхнулся: по его бортам пробежала дрожь, он медленно развернулся, поворачиваясь кормой к выходу из лагуны. «Негронна» проделала тот же маневр и встала рядом. Наступил торжественный момент. Дож поднялся с трона, предложив послу следовать своему примеру. Сенаторы, благородные дамы и представители знатных семейств встали по обе стороны центрального мостика почетным караулом, растянувшись великолепной гирляндой от носа до кормы. Лоредано медленно пошел вперед, посол следовал за ним. Дож уже отошел на приличное расстояние от красного балдахина, глядя на расточаемые улыбки и обращенные на него сияющие глаза. Пажи, выстроившиеся по обе стороны корабля, поднесли к губам трубы, и Лоредано показалось, будто он слышит перекрывающий их рев немейского льва. Он двицулся дальше на нос корабля. Там его поджидал паж, дитя дальних земель с темной кожей и синим, увенчанным диадемой, тюрбаном на голове. Он держал красную с золотом бархатную подушечку, на которой лежал перстень. Рядом с мальчиком, положив руку ему на плечо, стоял патриарх Венеции в парадном облачении. Лоредано подошел к ним и стал четко виден зрителям, в развевающейся на ветру мантии, сверкающем венце, с бачетой в руке. Кольца на пальцах сверкнули на солнце. Он огляделся, возвышаясь над морем. Над лагуной снова зазвучали трубы, призывая к тишине. Все лодки и прочие суда остановились. Армада застыла, в последний раз качнувшись на волнах. И от Джудекки до Сан-Марко все замолчали, устремив глаза на «Буценгавра».
Метрах в пятидесяти, в простой лодке, находящейся в пределах видимости с галеры дожа, какой-то человек в капюшоне преспокойно улегся. На корме висела красная салфетка, которую он убрал, прежде чем расположиться поудобнее. Подложенная подушка слегка поднимала верхнюю часть его туловища, упрощая движения в решающий момент. Он облокотился на дно лодки, затем медленно протянул руку к только что высвобожденной аркебузе, другой рукой поддерживая длинный ствол, конец которого лежал на металлической подставке, предназначенной для более надежного прицеливания. Его звали Лучник, или Аркебузир, а еще Джиларион из начал, легион Меририма. Это он ночью с расстояния в сто пятьдесят метров, ориентируясь лишь на факел, уложил с одного выстрела Джованни Кампьони на кладбище в Дорсодуро. Дож стоял в полный рост на носу галеры, и Джиларион никак не мог промахнуться. Но он был не один. Прежде чем приникнуть к прицелу собственного изготовления, позволявшему точно поймать цель в считанные секунды, он, прищурившись, посмотрел в направлении правого борта «Буцентавра», к которому пристала лодка. И пока на галере все собравшиеся были поглощены церемонией, проводимой Лоредано, Минотавр быстро лез по лестнице на корабль. Плащ цвета крови развевался у него за спиной.
«Он добрался! Он на корабле!» — подумал Пьетро.
«Буцентавр» стоял посреди лагуны. На какой-то миг волны словно улеглись. Потрясающее зрелище: застывшие «Буцентавр», «Негронна», лодки и лодочки всех размеров, белые поднятые паруса, трепещущие на легком ветерке гирлянды. Дож, покинув трон и балдахин возле Справедливости и Мира, торжественно взял перстень, протянутый ему на подушечке пажом. Лоредано воздел перстень к небу в знак триумфа на глазах всего населения Венеции и материка, прибывших из стран Европы и Востока иностранцев, сияя венцом, под золотым светилом. А потом в абсолютной тишине ясным голосом, будто пришедшим из глубины семисот столетий процветания, подкрепляя этот жест братского союза и единения, произнес ритуальную фразу.