Рядом с Черной Орхидеей стояли взявшая его под руку Анна Сантамария, Ландретто, Дама Червей и несколько ее поклонников.
— Ну что ж, мессир, — проговорила Дама Червей, заинтересованно глядя на Виравольту. — И чем вы теперь займетесь, коль уж все птицы пойманы? Продолжите служить республике? Или отправитесь искать новые горизонты, раз вам вернули вашу драгоценную свободу?
— Ну, дело в том…
— Как бы то ни было, знайте: если вам понадобится проводник к новым берегам, я охотно буду к вашим услугам, — продолжила она, не дожидаясь ответа.
Улыбка Анны Сантамарии исчезла. Встав на мысочки, она шепнула Пьетро на ухо:
— Еще хоть раз на нее взглянешь, и я тебя убью.
Виравольта подавил смех, а уязвленная Анна одарила Даму Червей натянутой улыбкой. Та рассмеялась не без вызова. Но поняв, что дело безнадежное, взялась за сопровождавшего Черную Орхидею парня.
— А вы, молодой человек?
— Я? — удивился Ландретто.
— Ну да, вы! — щелкнула она веером. — Охота… вас интересует?
Ландретто, сняв шапочку, расплылся в широченной улыбке, стараясь держаться уверенно:
— Ну… дело в том…
— Дорогая Дама Червей, — рассмеялся Виравольта, — перед вами не просто слуга. Ландретто обладает множеством талантов. И без него нас бы тут сейчас не было. Не так ли, дру…
Пьетро замолчал, увидев вошедшего в зал Рикардо Пави. Должно быть, его внимание привлек мрачный вид последнего, особенно заметный на фоне общего веселья. Весь в черном, глава Уголовного суда — которого нынче прочили в главы Совета десяти вместо Эмилио Виндикати — медленно пробирался среди гостей к Черной Орхидее. Подойдя, он взял его за плечо и увлек в сторону. Пьетро извинился перед Анной Сантамарией и остальными и проследовал за Пави.
— Я только что из Пьомби, дружище, — доверительным тоном начал Рикардо. — Думал уже, что никогда с этим не закончу… Но нынче утром один из Стригов, которых мы посадили в колодцы, решил все же заговорить после четырехчасовой пытки… Он сломался. Должно быть, он один из немногих, кто знал… И я это чувствовал… Пьетро! — Пави вперил взгляд в глаза Виравольты. — Я знаю, кто такой Дьявол.
Пьетро напрягся. Улыбку словно сдуло с его лица.
Пару мгновений они молча стояли, затем Пави медленно наклонился к уху Черной Орхидеи. Глава Уголовного суда назвал одно лишь имя, почти беззвучно. Виравольта посерел и мгновенно повернул к нему голову. Выражение лица последнего отмело все сомнения. И тут загадки, с которыми он столкнулся в расследовании, вдруг сложились, как части головоломки, обнаружив чудовищную в своей ясности картину, куда более жуткую, чем можно было себе вообразить. Пьетро в ужасе провел ладонью по лицу. Очевидность открытия просто бросалась в глаза, и он мысленно обругал себя последними словами. Виравольта взглянул на Анну, которая тут же отреагировала, как и Ландретто, мгновенно поняв: что-то произошло.
Пьетро потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию. Затем, жестом попросив Пави обождать, он направился к Анне.
— В чем дело? — встревоженно спросила она.
Пьетро, стиснув зубы, поправил шляпу.
— Боюсь, мне нужно закончить еще одно дело. Оставайтесь здесь, прошу вас. Не беспокойтесь обо мне. Я скоро вернусь.
— Но…
Однако Пьетро, запечатлев поцелуй на лбу Черной Вдовы, уже удалился. Дама Червей отсалютовала ему полным бокалом.
— Известно, где он сейчас? — спросил Виравольта у Пави.
— Он тоже ударился в бега. Но с большим успехом, чем фон Мааркен… И — ты только не падай — по словам нашего информатора, находится сейчас где-то во Флоренции.
— Флоренции? — нахмурился Пьетро. — Ну что ж… Значит, меня не будет несколько дольше, чем я полагал.
Он снова пристально посмотрел в глаза Пави.
«Дьявол. Флоренция».
Ну конечно.
Город Данте.
— Рикардо… — скрипнул зубами Пьетро. — Он мой!
* * *Хохариэль из херувимов Бездны и из легиона Питона-Лузбэла сидел под замком в камере подземных казематов Пьомби. Он был болен и весь в крови. Его пытали. Болела грудь, он с трудом дышал. Время от времени он издавал стон, переходящий в приступ кашля. Тьма в колодцах стояла кромешная. На человеке все еще оставался костюм Стрига. Капюшон и плащ пропитались сыростью. А скоро опять начнется прилив. Мужчина заранее содрогнулся. Вода проникнет в камеру, будет сочиться из всех щелей и прикончит его в конечном итоге. Здесь он и умрет. Хохариэль был в этом уверен. Он умрет. Но и Химере не уцелеть. Кусочком угля он окровавленными пальцами рисовал на темной стене. Хохариэль писал обрывки слов, чертил кресты и порожденные Предом фигуры. Воссоздавал свой воображаемый рай в адской ночи. Гиганты. Гиганты! Теперь всех постигла одна участь: Огненные птицы, вообразившие себя гигантами, навечно закованы в цепи. И сорванным голосом он исступленно повторял: