И был повышен — кто бы мог подумать? — до ранга тайного агента.
Тайного агента, работавшего на республику.
Поскольку он часто носил бутоньерку — цветок, семена которого доставляли через сенатора Оттавио прямиком из Южной Америки, ему дали знаковый псевдоним: Черная Орхидея. Эдакое кодовое имя, красивое и благородное, словно на него скроенное и сшитое. Он отслеживал противников власти, бунтовщиков и бандитов всех мастей. Благодаря военному опыту смог довести свои навыки до совершенства, став мастером фехтования. Достойный отпрыск своей матери, он был непревзойден в искусстве перевоплощения и маскировки и умел менять обличье, как настоящий хамелеон. Его считали великолепным агентом.
И так могло продолжаться сколь угодно долго, но он допустил фатальную ошибку — соблазнил жену своего благодетеля. Ах, прекрасная Анна! Анна Сантамария! Осиная талия, огромные глаза, очаровательная мушка в уголке рта, великолепный бюст, сводящая с ума грациозность… Совсем юная, Анна была выдана за сенатора Оттавио вопреки своей воле. И они оба не смогли устоять. Черная Орхидея одержал немало амурных побед, но никогда прежде не влюблялся настолько, чтобы ставить на кон свою жизнь. Анна Сантамария уступала ему не один раз, однако последний оказался роковым. Грандиозный скандал положил конец его карьере. 18 ноября 1755 года инквизиторы вытащили его из постели и препроводили в тюрьму по надуманному обвинению в воинствующем атеизме и каббалистике. Месяц спустя, когда он уже разрабатывал план побега, тюремщик Басадонна перевел его в другую камеру. Все пришлось начинать сначала, но узник, не теряя присутствия духа, с помощью Казановы, с которым тут вновь повстречался — привет тебе, друг! — принялся строить новые планы побега. Анна Сантамария, супруга Оттавио, должна была еще находиться в Венеции, если только муж не запер ее где-нибудь на материке. Но как бы то ни было Черная Орхидея с самого ареста больше ни разу не общался со своей любовницей. Довольно долго он ждал от нее писем, однако так ничего и не получил. Он и сам ей писал, но с тем же результатом. И это доставляло ему страдания, хотя сам он никогда не отличался постоянством.
Так что в тот момент, когда ему впервые нанес визит Эмилио Виндикати, его бывший наставник, он по-прежнему пребывал в застенке. Узнику хватало выдержки и воображения, чтобы не погрузиться в апатию, охватывавшую порой некоторых его товарищей по несчастью. Они с Джакомо часто слышали чудовищные вопли и жалобные стоны, тающие во тьме. Некоторые узники даже удавливались на своих цепях, чтобы ускорить приход смерти, или разбивали голову о стены, причем с такой силой, что когда их выводили из камеры к месту казни, их лица были уже залиты кровью. Другие возвращались истерзанными после пыток, которым их подвергали чиновники в мрачных залах, куда можно было пройти тайными ходами по подземельям дворца. Черной Орхидее удавалось избегать этих кровавых допросов, во всяком случае до сего момента. И он никогда не терял желания жить. Наоборот, именно теперь жажда жизни обуяла его особенно сильно. Это угнетало больше всего. Необходимость забыть развлечения юности, плутовские проделки и похождения разрывала ему душу. Иногда в попытке совладать с собой он метался по камере, словно тигр в клетке. По той же причине заставлял себя выполнять ежедневные гигиенические процедуры, часами примерял очередной костюм, пошитый на заказ и принесенный ему Ландретто, либо размышлял над какой-нибудь неразрешимой философской проблемой, разрабатывал новую стратегию, чтобы обыграть в карты своего компаньона, или рисовал мелом очередную фреску на стене камеры.