— Тебе сделали педикюр?
Она инстинктивно поджала пальцы ног.
— Трина усыпила меня видеопрограммой и воспользовалась моим беспомощным состоянием. А теперь не говорит, как это снять.
— Мне лично нравится. Очень сексуально.
— Не понимаю, что такого сексуального в розовых ногтях. Что в них может быть сексуального? Хотя, погоди, я же забыла, с кем разговариваю! Да если бы она разрисовала мне зубы розовым, ты бы и это назвал сексуальным.
— Я сентиментальный влюбленный дурак. — Рорк подошел к ней поближе и провел большим пальцем по ее щеке. — Мягкая.
— Прекрати! — Ева шлепнула его по руке.
— И такой экзотический запах! — продолжал Рорк, подвигаясь еще ближе и принюхиваясь. — Нечто тропическое. Что-то вроде весенней лимонной рощи с легкой примесью… жасмина, как мне кажется. Жасмин распускается по ночам.
— Рорк! Руки прочь!
— Слишком поздно. — Он засмеялся и схватил ее за бедра. — Мужчина иногда имеет право отдохнуть. Восстановить силы. Почему бы тебе не стать моим тонизирующим средством?
Ева сама хотела этого, но все-таки оттолкнула его, когда он прижался губами к ее губам.
— Мой перерыв уже закончился.
— Тебе придется его продлить. На вкус ты просто неотразима! — Он провел губами по ее скуле вниз, к подбородку, а его руки тем временем уже развязывали кушак ее халата. — А ну-ка, давай поглядим… — он легонько укусил ее нижнюю губу, —…что на этот раз затеяла Трина.
Он стянул халат с ее плеч и слегка прихватил зубами обнаженную кожу на плече. Маленькое ядрышко страсти, глубоко запрятанное у нее внутри, распустилось и расцвело. Ева запрокинула голову, чтобы дать этому ядрышку больше места.
— Запомни: у тебя двадцать минут, максимум тридцать.
— Тридцать минут мне едва хватит только на то, чтобы… — Рорк замолк на полуслове, когда его взгляд упал на ее грудь. — Ну-ка, ну-ка… — В его голосе появились мурлычущие интонации, подушечкой большого пальца он потер рисунок с изображением полицейского жетона. — Что мы тут имеем?
— Одно из гениальных озарений Трины. Но не бойся, это временное. И знаешь: мне даже понравилось, когда я вышла из шока.
Рорк ничего не ответил, продолжая поглаживать изображение и обводить его пальцем.
— Рорк?
— Я потрясен. Просто сражен! Это смешно, нелепо, но меня это возбуждает. Как странно.
— Ты шутишь?
Он поднял на нее взгляд, и этот взгляд прожег ее насквозь. Нервы заплясали у нее под кожей, едва не выпрыгивая наружу.
— Ну ладно. Ты не шутишь.
— Лейтенант. — Он вновь стиснул ее бедра и поднял одним рывком. Она обхватила ногами его талию. — Вам лучше бы приготовиться.
Невозможно было приготовиться к атаке, обрушившейся на все ее чувства разом. Так как постель оказалась слишком далеко, Рорк просто бросился вместе с ней на диван. Его руки и губы ухитрялись находиться в ста местах сразу. Ева обвилась вокруг него, как плющ. Ей казалось, что если она не будет держаться изо всех сил, то просто выскочит из собственной кожи. Волна страсти с безумной скоростью проносилась по венам, по мышцам и нервам, рвалась наружу, и вот наконец все ее тело содрогнулось в целительном и освобождающем взрыве оргазма.
Ева глотнула воздуха, оглушенная этим взрывом, и нашла губами его голодные, нетерпеливые губы. Странное дело, ею владела не только страсть, но и чувство облегчения. Все-таки они были вместе! Хотя бы в этом они были вместе, они были едины. Она рванула на нем рубашку. Не он один хотел ощутить плоть на ощупь и на вкус. Его кожа оказалась горячей, словно он был весь раскален изнутри.
Ее чудо. Ее собственное чудо.
Не размыкая объятий, они перекатились по дивану — и с глухим стуком шлепнулись на пол. Ее задыхающийся смех эхом отдавался во всем его теле. Господи, как же он хотел услышать этот смех!
Ее запах, вкус, линии и формы ее тела — все это ударило ему в голову, заставляя терять остатки рассудка. Он готов был съесть ее, проглотить в один присест, как изысканное яство, предложенное изголодавшемуся в пустыне. Нет, ему хотелось медленно лакать ее языком, как сливки. Ему хотелось погрузиться в нее и не показываться, пока не наступит конец света.
Если это возможно — так любить, так желать, так нуждаться, — значит, он уже пересек рубеж, из-за которого нет возврата. Для него возврата не было.
Ева двигалась и содрогалась под ним. Она протянула руку, обхватила его и потянула к себе, в себя, прямо в жаркую, влажную, безумную глубину. Наслаждение затопило его, пронзило насквозь, наполнило его ум и душу, пока он погружался в нее все глубже и глубже. Он видел, как ее янтарные глаза темнеют и подергиваются дымкой от возбуждения, видел, как дрожат ее губы. Потом ее голова запрокинулась, из горла вырвался хриплый вопль. Не в силах сдерживаться, он прижался губами к нарисованной у нее на груди эмблеме — к символу того, чем она была, — и почувствовал, как отчаянно бьется ее сердце. Его коп. Его Ева. Его чудо.
И он отдал ей всего себя, весь отдался чуду.
Ее пульс почти вернулся к нормальному ритму, когда Рорк перевернулся на спину, увлекая ее за собой. Теперь Ева лежала сверху, у него на груди, а не внизу, придавленная его весом. Оказавшись в позе превосходства, она сложила руки, оперлась на них подбородком и принялась изучать его лицо. Удивительно, но в этот момент вид у него был, безусловно, отдохнувший, довольный и расслабленный, как будто он соснул часок-другой.
— А всего-то — розовые ногти на ногах и татуировка на сиськах! И почему это мужиков так заводит?
Его губы изогнулись в улыбке, хотя он лежал, не открывая глаз.
— Нами так легко манипулировать! Ей-богу, мы беззащитны перед женщиной с ее коварными чарами.
— Вы беззащитны перед своими половыми железами.
— Не без этого. — Рорк блаженно вздохнул. — Вот и слава богу.
— Неужели тебя действительно заводит вся эта ерунда? Лосьоны, одеколоны, лаки-краски и все такое?
— Ева. Дорогая Ева. — Рорк открыл глаза и провел рукой по ее волосам. — Меня заводишь ты. Это же так очевидно.
— Но ты балдеешь от всей этой ерунды!
— Я балдею — и точка. С ерундой или без ерунды. — Он подтянул ее повыше, чтобы дотянуться до ее губ, и поцеловал. — Ты моя!
Ее губы дрогнули.
— Что это значит — «я твоя»?
— Это значит, что ты для меня все.
— Ты просто ловкий льстец. — Она не удержалась и потерлась об него носом. — Очень ловкий. К твоему сведению: я не стану сохранять эту татуировку, даже если она превратит тебя в моего сексуального раба. Пару дней подержится — и хватит.
— Делай как знаешь, это же твое тело. Но мне бы тоже не хотелось оставлять ее навсегда. На меня подействовал фактор неожиданности. Это был настоящий сюрприз.
— Значит, придется время от времени устраивать тебе сюрпризы.
— Ты меня всегда удивляешь.
Ей приятно было это знать. Она торопливо чмокнула его в щеку и откатилась в сторону.
— Перерыв на отдых окончен!
— Вот это меня совсем не удивляет.
— Давай, штатский, натягивай штаны и рапортуй.
— У меня нет ощущения, что я полностью использовал свои тридцать минут. По-моему, кое-кто слишком торопится.
Ева схватила его брюки и швырнула ему в лицо.
— Прикрой свою красивую задницу, приятель! Ты сказал, что хочешь о чем-то поговорить, как раз перед тем, как мои розовые ногти увлекли тебя в другом направлении. Так о чем ты хотел поговорить?
— Прежде чем я к этому перейду, хочу выразить надежду, что в ближайшие несколько дней ты будешь как можно больше ходить босиком. А теперь к делу, — добавил он со смехом, когда она бросила на него кинжальный взгляд. — Мы с Финн пришли к выводу, что нам нужны дополнительные силы. Если мы будем биться вдвоем, на ремонт компьютеров уйдут месяцы. И это в лучшем случае.
— Завтра вернется Макнаб.
— Значит, нас будет трое, если только кого-то из нас не выдернут на другую работу. Но этого все равно мало.
— Почему не Финн обратился ко мне с этой просьбой? Это ведь он возглавляет ОЭС, насколько мне помнится.
— Потому что мы бросили жребий, и я проиграл, разрази меня гром. Этого не случилось бы, если бы я успел подменить монету одной из моих собственных. Но он сказал, я цитирую: «Одна собака дважды не укусит». Столь образным способом он дал мне понять, что один раз я его уже наколол с монетой и второй раз он на это не купится.