— Я недавно понял, что если бы поступил иначе, то сделал бы это для себя, а не для тебя. Это не имеет смысла. Поэтому — да, я решил оставить все как есть.
У нее все всколыхнулось в груди, но она сумела спокойно кивнуть:
— Хорошо. Это очень хорошо. Это прекрасно.
— Похоже на то. — Рорк подошел к компьютеру; по его приказу оконные экраны поднялись, и в комнату хлынул дневной свет. — Я еще уделю тебе время позже, но сейчас мне нужно заняться своими делами. Ты не могла бы закрыть дверь, когда будешь уходить?
— Да, конечно. — Ева направилась к выходу, но остановилась и оперлась рукой о дверь для равновесия. — Ты, очевидно, думаешь, что я не знаю, не понимаю, чего тебе это стоило. Но ты ошибаешься. — Она никак не могла сдержать дрожь в голосе и решила отказаться от попыток. — Ты ошибаешься, Рорк! Я все прекрасно понимаю. Нет больше никого на свете, кто захотел бы убить ради меня. И никто другой не отступил бы от своего намерения только потому, что я попросила. Потому что мне это было нужно. — Она отвернулась, и первая слезинка, вырвавшись наружу, потекла по ее щеке. — Никто, кроме тебя.
— Не надо, не плачь. Ты меня убьешь своими слезами.
— Я никогда в жизни не ждала, что кто-то будет меня любить всю целиком. Разве я это заслужила? И что я должна была с этим делать? Но ты меня любишь. Все, что мы сумели сделать вместе, все, чем сумели стать друг для друга, сводится к этому. Мне никогда не подобрать слов, чтобы объяснить тебе, что ты только что для меня сделал!
— Ты меня убиваешь, Ева. Ну кто еще мог бы заставить меня почувствовать себя героем за то, что я ничего не сделал?
— Ты сделал все. Все. Ты и есть все. — Мира опять, и уже в который раз, оказалась права. Любовь, это странное и пугающее состояние, была единственным возможным ответом. — Что бы ни случилось со мной, как бы это ни отразилось на мне, ты должен знать: то, что ты сейчас сделал, подарило мне больше душевного мира, чем я когда-либо надеялась обрести. Помни: я могу справиться с чем угодно, зная, что ты меня любишь.
— Ева. — Рорк наконец подошел к ней и положил руки ей на плечи. — Я могу только любить тебя. Больше ничего.
Ее взгляд затуманился, она обняла его за шею.
— Мне так тебя не хватало! Ты не представляешь, как мне тебя не хватало!
Он спрятал лицо у нее на плече, вдохнул ее запах и почувствовал, что земля вновь обрела прочность у него под ногами.
— Прости меня.
— Нет-нет-нет! — Ева еще крепче обняла его, а потом осторожно отстранилась и обхватила его лицо ладонями. — Я тебя вижу. Я тебя знаю. Я люблю тебя.
Она успела прочитать бурю чувств в его взгляде, прежде чем их губы слились.
— Мир как будто споткнулся, — прошептал Рорк. — Все было не вовремя и невпопад, когда я не мог прикоснуться к тебе по-настоящему.
— Прикоснись ко мне сейчас.
Рорк улыбнулся и погладил ее по волосам.
— Я не то имел в виду.
— Я знаю, но все равно сделай это. Мне хочется снова почувствовать близость к тебе. — Ева вновь поцеловала его в губы. — Я хочу тебя. Я хочу показать тебе, как сильно я тебя хочу!
— Ну, тогда в постели. — Он повернул ее кругом и направился к лифту. — В нашей постели.
Когда двери лифта сомкнулись за ними, Ева крепко прижалась к Рорку всем телом.
— Полегче! — Он осторожно провел руками по ее бокам, потом подхватил ее на руки. — Ты же вся в синяках.
— Мне уже не больно.
— И все-таки надо соблюдать осторожность. Ты кажешься такой хрупкой. — Увидев, что она нахмурилась, он рассмеялся и поцеловал ее нахмуренный лоб. — Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ладно, так и быть, прощу.
— Ты выглядишь бледной и исхудалой, — продолжал Рорк, выходя из лифта в спальню. — У тебя на ресницах все еще висят слезы, а под глазами у тебя темные круги. Ты же знаешь, как я люблю твои глаза, твои удивительные золотые глаза, Ева. Моя дорогая Ева.
— Они карие.
— Нет, золотые. Мне нравится, как они на меня смотрят. — Рорк уложил ее на постель. — Как, в них все еще стоят слезы?! — Он поцелуями заставил ее глаза закрыться. — Твои слезы меня убивают. Слезы сильной женщины могут изрезать мужчину на кусочки куда быстрее, чем самый острый нож.
Он успокаивал ее и завораживал своими словами и этими удивительно терпеливыми руками. Еву всегда поражало, как человек, наделенный такой энергией, таким темпераментом, может быть таким терпеливым. Неистовый и холодный, страстный и нежный… Все эти противоречия уживались в нем и каким-то чудом составляли единое целое с тем, что представляла собой она сама.
— Рорк! — Она выгнулась ему навстречу и обхватила его руками.
— Что?
Ева открыла глаза и поцеловала его в щеку. Ее захлестнула волна нежности.
— Мой Рорк.
Она тоже умела успокаивать и завораживать. Тем более что сейчас она не сомневалась: чем бы ни грозил им внешний мир, какие бы чудовища ни высовывали головы из прошлого и ни подстерегали в будущем, они примут бой вместе.
Ева расстегнула на нем рубашку, прижалась губами к плечу.
— Ты любовь всей моей жизни. Мне плевать, если это звучит банально. Ты ее начало и конец. Ты — лучшее, что в ней есть.
Рорк нашел ее руку и поднес к губам. Любовь затопила его. «Эта лавина чувств очищает, — подумал он. — Она смывает все наносное и оставляет за собой только чистоту».
Он расстегнул ее рубашку и осторожно провел пальцами по кровоподтекам.
— Мне больно видеть тебя такой и знать, что это наверняка не конец: появятся новые синяки. И в то же время я горжусь тобой. — Он нежно коснулся синяков губами, а потом поцеловал эмблему у нее на груди. — Я женат на воительнице!
— А я замужем за воином.
Он вновь встретился с ней взглядом и не отводил глаз, пока не слились их губы. Тела слаженно двигались в утренней тишине, руки дарили нежность и страсть. Когда она оседлала его, вобрала его в себя, их пальцы сплелись в замок. Сквозь наслаждение, сквозь волнение пробивался упорный и стойкий ритм любви.
Потом Ева лежала, свернувшись клубочком рядом с ним. Этот момент умиротворения нужен был им обоим не меньше, чем уверенность и высвобождение, которые дарила страсть.
Еще недавно казалось, что весь ее мир пошатнулся. Как страшен был этот сейсмический толчок, она поняла только теперь, когда почва под ногами вновь обрела прочность. И только теперь, когда они помирились, она поняла, что Рорк пережил то же самое.
Они помирились, потому что он дал ей то, в чем она нуждалась. Ради нее он подавил свое «я», отказался от него. Такой поступок дался ему нелегко, ведь он все-таки был в достаточной мере эгоистичен. Но Ева решила, что это здоровый эгоизм. И она была ему бесконечно благодарна. Ведь он уступил ей, отказался от того, чего хотел сам, не потому, что за ночь переродился и признал ее моральную правоту. Он сделал это потому, что ценил свою жену и их брак больше, чем свое эго.
— А ведь ты мог бы мне солгать… — пробормотала она.
— Нет. — Рорк наблюдал, как свет в окне напротив кровати разгорается все ярче. — Я не мог тебе солгать.
— Я не имею в виду только этот случай, я говорю вообще. — Ева придвинулась поближе, убрала волосы с его лба, потом провела пальцами по щетине на подбородке, которую он так и не сбрил. — Если бы ты был в меньшей степени мужчиной, ты мог бы мне солгать, сделать что хотел, удовлетворить свое эго и двинуться дальше.
— Дело не в моем эго…
— Нет-нет! — Ева нетерпеливо закатила глаза. — Эго всегда играет большую роль, и я это утверждаю вовсе не для того, чтобы тебя обидеть. У меня ведь тоже есть эго.
— Мне ли не знать! — усмехнулся Рорк.
— Послушай меня, — Ева отодвинулась и села в постели лицом к нему.
— А не могли бы мы тихо и мирно полежать несколько минут? Я хочу полюбоваться на мою обнаженную жену.
— Тебе понравится то, что я хочу сказать. Ты услышишь кучу комплиментов и всяких лестных замечаний.
— Ну, тогда не буду прерывать ход твоих мыслей.
— Я тебя и вправду очень люблю.
— Да, — его губы изогнулись в улыбке, — я знаю.
— Иногда я думаю, что я люблю тебя как раз из-за этого эго величиной с Юпитер, но порой мне кажется, что все наоборот, и я тебя люблю вопреки ему. Как бы то ни было, я в тебе увязла по горло, приятель. Но дело не в этом.