Мать игуменья, казалось, только что приняла важное решение.
— Я останусь, а со мной еще несколько сестер, — медленно проговорила настоятельница, — остальных дед Матвей в лес уведет от стрел подальше.
— И я останусь! Если Георгию смерть суж-дена, то и мне нечего жить!
— Остынь! — уже сердито сказала мать игуменья, — положись на волю Божью. Если ты останешься, твой сотник еще и за тебя переживать будет, а ему голова трезвая нужна!
«Что они все, сговорились что ли! — мелькнула легкая обида, — все равно не уйду, спрячусь, чтоб не видел, а останусь».
В это время в ворота проскакали несколько воинов. Один из них, с отметиной от сабельного удара (его Олеся видела до этого), соскочил с коня чуть не раньше, чем тот остановился, и вбежал в дом. Мать игуменья вошла следом, а Олеся в недоумении так и осталась стоять на залитом солнцем дворе.
В доме со свету было темно.
— Сотник! Степняки идут, — возбужденно произнес Хмурый с порога.
— Что ты кричишь! — шикнула на него настоятельница, — не видишь, сморило человека.
Разведчик наконец разглядел сотника.
Настоятельница удивленно посмотрела на ворвавшегося в дом воина.
На лице Хмурого сменялись различные чувства. Обычная его мрачная бесстрастность чуть отступила, освободив место неловкой дружеской улыбке. Большинство дружинников искренне любили своего начальника. Для них он был человеком, который вселял в их души уверенность в завтрашнем дне. Не было еще переделки, из которой Георгий не смог бы выбраться, и они верили, что так будет всегда.
Хмурый легонько потряс сотника за плечо.
— Георгий, просыпайся, гости пожаловали.
Сотник поднял голову, потер лицо руками, потом потряс головой, чтобы выветрились остатки сна, и произнес:
— Добро пожаловать, у нас все готово.
Это был уже третий штурм за сегодня, который отбила сотня разведчиков. Частокол местами горел — из бревен торчали стрелы, обмотанные паклей и пропитанные каменным маслом. Тушить почти не давали, били стрелами. Степняки взялись за северную сторону, там частокол им показался наименее крепким. Скит не поджигали — думали, внутри есть чем поживиться.
Степняки стреляли метко. Стрелы находили каждую щель в частоколе или в доспехе, если неосторожно высунешься. Их воины лезли по самодельным лестницам, пытаясь прорваться за ограду. Лестницы дружинники откидывали рогатинами, отваживая степняков кипятком. Многие из них с воем катались по земле, где их добивали стрелами.
Пронзительно, со свистом пели стрелы, звенели мечи, трещали щиты от могучих ударов, когда русичи сходились с неприятелем.
В двух местах, там, где горел тын, степнякам почти удалось пробиться в обитель. С большими потерями их натиск удалось отбить.
Уже немало воинов увели или унесли к монахиням для врачевания ран, а убитых с ложи-ли под стеной домика настоятельницы. Сотня Георгия уменьшилась больше чем на треть.
Опасность была велика, но и степняки несли большие потери: разведчики тоже не зевали, уже более сотни степняков валялись вокруг скита и у тына, подбитые стрелами, зарубленные мечами или ошпаренные кипятком.
День клонился к вечеру.
Степняки отошли подальше от стен, видимо начальники отрядов обдумывали, как им быть дальше, — они и так слишком задержались.
— Эй, рус! Рус! Давай говорить! — раздался из-за стены голос с татарским акцентом.
Эва как поворачивается!
— Говорить буду только с начальником, — ответил Георгий хрипло. В горле пересохло, а отойти попить водицы было некогда.
Сотнику очень хотелось поближе познакомиться с человеком, возглавляющим отряды степных разбойников. Между тем он отдавал себе отчет в том, что степняки постараются не оставить в живых свидетелей их налета и тем более человека, узнавшего в лицо их предводителя.
— Открой ворота, к тебе войдет человек.
Ну уж нет, не такие мы простофили.
Сотник усмехнулся такой прозрачной хитрости разглядеть скит и его защитников изнутри.
— Я сам сейчас выйду, — гаркнул он, — убери всех от ворот, и без глупостей, мои вой стреляют без промаха.
Георгий направился к воротам. Пока дружинники оттаскивали возы, он подошел к колодцу утолить мучившую его жажду и умыться. Негоже в чумазом виде встречать дорогого гостя.
Одну створку ворот приоткрыли, и он с небольшим отрядом вышел наружу.
Там их уже ждали. Несколько воинов в дорогой одежде и оружии пошли навстречу. Среди них выделялся один — в лисьей шапке и с двумя саблями, заткнутыми за пояс. Его лицо было непроницаемо спокойно. Темные глаза смотрели властно и колюче, так что сотник безошибочно определил в нем предводителя.