Честно говоря, когда Семён отправлялся в свою ночную вылазку, он больше всего был озадачен тем, как он будет освобождать Михаила от цепей. Для этой цели захватил с собой кузнечные клещи. Правда, лязг металла мог привлечь внимание стражи, но другого выхода не было. Семён надеялся, что кольцо, через которое была продета цепь, сковывавшая сотника, неплотно закреплено в столбе. Но когда он подполз поближе, то глазам своим не поверил.
Михаил, закрыв глаза, сидел привалившись спиной к столбу. Он был связан по рукам и ногам, однако цепи с него сняли.
Интересно, почему? Но все равно спаси Бог за заботу!
Бывший атаман слегка потормошил Михаила и перерезал веревки. Тот открыл глаза, губы разлепились, но Семён прикрыл ему рот рукой. Затем тихо перенес бывшего сотника в тень юрты, где и дал ему напиться из своей фляги.
Подхватив обессилевшего пленника под руки, десятник аккуратно стал пробираться от юрты к юрте к краю становища. Это заняло значительное время, Семён старался не шуметь, а Михаил был очень слаб, почти не мог двигаться сам.
Вот и степь.
Семён дождался, пока разъедутся в разные стороны дозорные, и быстро пополз, таща за собой еле передвигавшегося сотника. Они едва успели миновать круг, по которому ездили караульные, но уползти далеко не смогли, послышался неспешно приближавшийся топот. Вновь съезжались дозорные.
— Замри, — прошептал Семён Михаилу.
Десятник мысленно проклинал себя, что в одиночку пошел за Михаилом.
Знал же, что слаб он, и все равно понесло меня одного. В любую минуту могут найти убитого сторожа, тогда поднимут тревогу и нам обоим несдобровать. Вот сотнику будет еще одна беда.
Дозорные перекинулись парой слов и разъехались. Семён потащил Михаила дальше в степь, где их ждали стреноженные кони, копыта которых были обмотаны мешковиной. Чуть погодя в степи послышался легкий шорох, но никто из дозорных не обратил на него внимания. Мало ли ветер шумит в травах.
Душа десятника пела.
— Спасибо тебе… Семён, — глухо произнес Михаил.
Рано утром в шатре Якима держали совет. Было решено немедленно отправить Михаила на Русь от греха подальше.
— Ты, Семён, возвращайся к князю, как мы раньше договаривались, — начал Георгий, — заодно и сотника заберешь.
Семён смешался.
— Я думал, теперь мы все вместе вернемся, — ответил он.
— Ты знаешь, что я не могу. Кто-то должен остаться. Я вернусь позже.
— Нужно торопиться, наши отплывают через несколько часов, — вставил Яким.
— Хорошо, я отдам указания, — ответил Георгий, — кстати, мы сегодня вас покинем.
— Почему? — удивился купец.
— После сегодняшнего происшествия мы стали слишком опасными соседями. Не хочу навлечь на вас беду, вы мне и так здорово помогли.
— Ну, как знаешь, только помни, что всегда можешь на нас рассчитывать.
— Семён, собирайся со своим десятком, через час выезжаем. Я вас провожу, только письмо князю напишу.
— Хорошо. Уже иду.
— Как Михаил?
— Я… хорошо, — раздался голос из глубины шатра.
— Да, я вижу, — усмехнулся сотник, — но все равно быть в дороге домой лучше, чем в шатре на чужбине.
Все разошлись, каждый по своим делам.
Георгий
Сотник возвращался в лагерь вместе с Яки-мом. Они только что проводили отплывающие ладьи русских купцов. На одном из них отправились домой Михаил и Семён со своим десятком.
Михаил был, конечно, слаб для такого путешествия, но оставлять его здесь было слишком опасно.
Перед самым отплытием он рассказал, что если бы его не освободили этой ночью, то неизвестно, как вышло бы. Рушан-бек вечером велел его расковать и оставить связанным, так как собирался утром отправить в другой улус, а здесь устроить засаду. Он не собирался сдерживать никаких обещаний, чему Георгий совсем не удивился. Это лишь подтверждало его предположения.
Все крепко обнялись напоследок, особенно долго мял сотника в объятьях Семён. Он явно был смущен и расстроен.
— Может, я все же останусь? — наконец спросил он.
— Не нужно, — сотник понимал, что Семён просто не хочет оставлять его в таком неопределенном положении, — ты должен довезти вести князю. Поверь, это будет нелегко. Поэтому я и прошу тебя сделать это.
— Я знаю, Георгий, просто на сердце неспокойно, может, ты на Русь вернешься?