Хоть он и слаб. Да и не станут. Много рабов. Торопятся. Он представил, как бежит между елей. Добежать до леса — там затеряется.
Руки и ноги немилосердно болели — стерты в кровь. Не до конца зажившие раны тоже ныли. Машинально он потер плечо — там, где остался свежий след от ногайки.
— Что болит? — спросил рядом женский голос.
Георгий поднял голову. Перед ним стояла Ульяна.
— На, напейся и поешь, — она протянула ему чашку воды и кусок хлеба.
— До свадьбы заживет, — ответил он, беря хлеб.
Ульяна уже пошла дальше.
Степи близко, но и там сбегу. Ничего еще не потеряно.
Георгий снова положил голову на руки, краем глаза наблюдая, как Ульяна обошла всех и вернулась. Один из воинов подошел, чтобы снова соединить девушку с общей цепью, но отче-го-то медлил, искоса глядя на нее.
Ульяна сидела и тоже настороженно смотрела на воина.
Татарин наклонился, вроде бы собираясь соединить ее цепь с общей, но вдруг опрокинул Ульяну. Непроизвольно она оттолкнула его ногами. Воин откинулся назад. Георгий же, напротив, вскочил, молниеносно обернувшись на кучку сидевших поодаль татар. Те еще ничего не заметили.
Ульяна подобрала у обочины булыжник и застыла.
Глупая! Глупая! Теперь он убьет тебя.
На раздумья не было ни секунды.
Он накинул цепь на воина и сдавил ему шею. Тот захрипел, забился.
— Беги в лес! — быстро скомандовал Георгий.
Ульяна, припадая к земле, бросилась к лесу. На бегу обернулась, с отчаянием посмотрела на Георгия и ринулась дальше.
Татарин не хотел тихо умирать. Его конвульсии все-таки привлекли внимание товарищей.
Они вскочили и бросились на помощь. Георгий оттолкнул прочь свою жертву. Тот мешком повалился на землю и с вылупленными глазами пытался сделать глоток воздуха. Георгий не хотел перед встречей с Всевышним ни у кого отнимать жизнь, пускай даже у врага. Несколько мгновений как в замедленном темпе он наблюдал, как татары с перекошенными лицами приближаются. Ему оставалось только наблюдать, ведь его кандалы были продеты сквозь общую цепь.
Вот сейчас меня будут убивать.
Его повалили на землю и начали бить жестоко чем попало и куда попало. Люди на сцепке шарахнулись в сторону и залегли, тесно прижавшись друг к другу.
Прости меня, Господи…
Голова была обращена к лесу. Сознание снова уходило, но он еще видел. Ульяна все-таки сбежала.
Люди молча, с застывшими лицами наблюдали за разворачивающимися перед ними событиями.
Человек уже потерял сознание. А нукеры никак не могли успокоиться. Только нед о душенный воин стоял в стороне, тяжело опираясь на тонкий ствол молоденькой березки, и недоверчиво смотрел на тело поверженного пленника.
Что-то заставило Георгия очнуться от предрассветной дремоты. Он всмотрелся в сумрак. Все в лагере спали, включая часовых. Георгий криво усмехнулся. Однако усмешка тут же сошла с его губ. Что-то в позе часового ему не понравилось. Голова была слишком запрокинута. В таком положении спать невозможно. Без сомнения, воин был мертв. Взгляд Георгия тут же переместился на то место, где только что скрючившись лежал пленник. Там никого не было.
Сначала осторожно, а потом быстрее Георгий начал отползать к своему отряду.
Что случится позже, сотник прекрасно знал. Обнаружив пропажу пленного и смерть своих воинов, татары во главе со своим безрассудным начальником кинутся утолять свою жажду мести.
Разбойников и след простыл. Вблизи находится только одна деревня — Ольховина. Туда и ринется карательный отряд.
Он чуть не наткнулся на своего дружинника, когда тот внезапно вышел из-за ствола дерева.
Хоть мои не спят.
Георгий почувствовал легкую гордость.
— Что случилось, Егор? — Дружинник был почти вдвое старше Георгия и обращался к нему по-простецки.
— Пленный сбежал. Вот-вот прочухаются и пойдут косить наших налево-направо. Нужно срочно ехать в Ольховину. Поднять всех.
Чуть помедлил.
— От князя новости есть?
— Нет пока.
— Сотня?
— Не пришла.
Отряд быстро собрался и двинулся в путь, они предполагали достичь деревни раньше татар — с ними был проводник из городища.
К деревне подошли совсем на рассвете. Проводник показал дом старосты. Георгий вошел без стука. Не было времени.
Решено было уходить.
Через полчаса в деревне уже не было ни одной живой души. Страх был велик. Только на окраине завывал забытый кем-то пес-бре-хун.