— Это не понадобится, — попытался успокоить его Король, а Магистр забрал записку и кивнул.
Артур на мгновение замер перед лежащим мечом, затем решительно протянул руку и схватил его за рукоять, поднимая вверх.
Ничего не произошло. Ни грома, ни молний. Свет от солнца едва пробивался в широкое окно сквозь тучи, и только запахло дымом — Зандр подставил под пламя свечи ставшее ненужным письмо.
— Чего уставился, Шатун? Клади его в обратно и выдвигайся. Крыс ждет не дождется, чтобы его выпроводили из Лионкора.
— Получается, мы не сможем проводить дядю Артура, так как с ним будут эти несносные южане? — огорченно промолвила Кира, заглядывая в щель едва приоткрытой двери.
Мужчины вздрогнули от неожиданности и с одинаковым удивлением на лицах синхронно повернулись на ее голос. Принцесса могла поклясться, что впервые никто из них действительно не уловил, что она наблюдала за ними.
Как только сенторийская делегация покинула дворец, в Вертисе объявили десятидневный траур, что невероятно возмутило Киру. Ведь она была жива и здорова, а ее уже оплакивали как во дворце, так и за его пределами. Такое повышенное внимание и грустные взгляды в ее сторону, перешёптывания и всхлипы раздражали, отвлекая от действительно важных дел. Теперь никак не удавалось сбежать в порт или лес, а также пробраться в Тронный Зал или Бобровый, чтобы разузнать, что планируют взрослые. Отец был постоянно занят и больше не брал ее на ежедневную конную прогулку. Зато занятия по этикету и вышиванию, которые она терпеть не могла, были отложены на неопределенное время.
Кира была чутким ребенком, поэтому общее настроение вскоре передалось ей. И при попытке заговорить про Империю и про требования Людоеда, ее либо перебивали мужчины, стараясь побыстрей сменить тему, либо начинали рыдать женщины, поэтому продолжать было бессмысленно.
Когда о ней, наконец, вспомнили, волнение достигло своего пика. Поэтому когда Король рассказал Кире о плане Артура пробраться в Запретный Город, похитить Императора и потребовать заключить мир на своих условиях, ее радости не было предела. Многие этот план не одобряли, и его обсуждение каждый раз заканчивалось горячими спорами.
Как выбраться из императорского дворца, о котором ничего не известно?
Как похитить самого могущественного мага и вынудить его согласиться на их условия?
Как заставить его держать слово и не атаковать Вертис после того, как Людоед вернется в Риу?
Слишком много трудностей и неопределенности.
К восторгу принцессы ее начали учить совершенно потрясающим, невероятным и интересным вещам. Тем, что были ранее под строжайшим запретом. Например, взламывать охранные темпорали, бесшумно двигаться и драться. Времени было очень мало, но Кира была очень способной ученицей. И заинтересованной.
Верховный Маг был очень ею доволен, придумывая для каждого занятия что-то новое и увлекательное. К тому же ей нравилось ощущение, что от нее так много зависит. Теперь все внимание принадлежит ей. Хотя нельзя сказать, что раньше ей его не хватало. Просто чувствовать себя значимой среди взрослых было просто упоительно. Особенно, когда мама и фрейлины перестали плакать.
Единственное, что принцессе не очень нравилось, это учить сенторийский язык. Она владела им плохо, часто сбегая с уроков. Ей было не по нраву странное произношение с множеством гласных в нос и проглатыванием окончаний, как будто захлебываешься. Получается не разговор, а шутовские кривляния.
К ее ужасу, с ней стали общаться только на имперском, чтобы было легче адаптироваться. Сначала получалось не очень, но в какой-то момент Кира почувствовала, что уже не испытывает трудностей в подборе слов и выражений. Речь принцессы в скором времени стала плавной и уверенной настолько, что Сенто перестал казаться несуразным, постепенно обретая некое уникальное очарование. Свойственные ему метафоричность и аллегоричность, открыли Кире ту особенную выразительность, которой не достает прямолинейному и грубоватому родному языку.
Принцессе казалось, что раз уж ей покорился Сенто, то все будет также легко и увлекательно в Империи. Пока ее не принялись знакомить с другими сторонами взрослой жизни, а также секретам эффективной лжи, манипуляций и притворства. Такие бесчестные практики претили северянам по духу. Они воспитывались приверженцами строгих моральных устоев и с малолетства должны быть порядочными и благородными. Искренность и честь превозносились и ценились, а лицемерие, фальшь и коварство порицались.