Санек проснулся не рано — с головной болью и сухой жаждой в глотке. Как всегда. Ничего нового. Он крикнул, не глядя на раскладушку:
— Катюх, дай отцу водки, в холодильнике стоит, и огурчик соленый! — Получилось заискивающе, как всегда по утрам, когда не мог подняться с койки. Но никто не ответил. Тогда он с трудом повернул голову — раскладушка стояла у стены, а белье — подушка, одеяло, простыни — было стопкой сложено на стуле. Катьки не было!
Санек, превозмогая тупую, стукающую по темечку боль и всеобщую слабость, поднялся, еле дотащился до холодильника, достал водку, выпил прямо из горла и тут же запил рассолом. И только тогда смог подойти к столу, где приютился клочок бумаги, большими буквами на нем было ясно написано, что Катька уехала к мамке в деревню и подпись.
Санек бухнулся на стул. Вот-те на! Сдулась девка, только и видели!
По Саньку — лучше, что Катька домой оттянулась. Ну ее! Но Лерке сказать надо. И у Санька засвербело, засосало в животе — сегодня же он должен говорить с гребаным Сандриком! И на хрен он, Санек, повелся на это дело! Но похмел уже давал знать, и он взбодрился — ладно, поговорит он, пусть у Сандрика юшка потечет!
На виду у Наташи Алиса шла медленно и достойно, но как только ее не стало видно с аллеи, перешла на рысь. Примчалась в дом, скинула куртку и быстро, как могла, поднялась наверх. Стукнула в дверь «молодых» — относительно, конечно, но по привычке так называла Инку и Алека.
— Алек, выйди, мне нужно с тобой поговорить…
Он вышел в халате, с сигаретой. Алиса сразу рассердилась:
— Ты проспишь все в своей жизни! Мне нужно серьезно поговорить с тобой, а сегодня больше времени не будет! Сам прекрасно понимаешь!
Алек вздохнул и сдался: когда маман в таком настрое — лучше не возражать и выслушать, что она скажет!
Они спустились вниз и сели на маленькой террасе. Алиса сказала:
— Алек! Ты должен с ней поговорить…
…Та-ак, маман начала атаку… Не хотелось ему говорить, что Наташка уже предложила сама… А ответить он не готов.
— Я просить ничего у нее не буду! Не хватало мне еще просить бывшую жену!
Алиса разозлилась. Не хочет просить! Значит, не желает ехать туда, а желает валяться здесь по диванам! Не-ет, шалишь, мальчик! И я, твоя мать, тебе этого не позволю!
И она сказала, как бы заканчивая разговор:
— Хорошо. Ты — гордый. А я — нет. Поговорю тогда я.
Алек не знал, что делать. Если маман станет просить… Наташка подумает, что он совсем дурак, а в каком положении будет мать? Делать нечего — надо сознаваться…
— Да не вскакивай ты, ма, как газель, — сказал он недовольно, — сядь. Я тебе все объясню… — И он сказал ей, что вчера, после чая, Наташа начала сама разговор, и так далее… Но что он пока ей не дал ответа и потому не хотел говорить Алисе… Что-то не тянет его под начало Наташки.
— Конечно, вахтером быть лучше! — вспылила Алиса. — Превратиться через пару лет в старика! Вон на кого ты стал похож! Ужас! Толстый! Лысеешь! Алек, опомнись! Такой шанс редко выпадает.
Алек призадумался, — возможно, мать и права…
Алиса ждала, что он скажет. Она смотрела на него, и ей становилось его жалко — был красивый, веселый, перспективный мальчик, а что сталось?! Ей не хотелось признаваться сейчас себе в том, что виновата в этом Наташа… Но сейчас Наташа хочет исправить хоть что-то, и надо на это идти! Другого случая не представится!
Алек вдруг спросил:
— Так что, думаешь, соглашаться?
Алиса завопила:
— Не думаю! Уверена!
Алек усмехнулся:
— Ладно, уговорила, речистая… Пойду скажу Инке.
Алиса остановила его:
— Мальчик мой, а вот этого пока делать не надо! Ты знаешь Инну, она надумает сто верст до небес и все лесом! Может быть, даже сначала поехать одному… Лизе пока устроиться на курсы — как Наташа когда-то, и уж потом ехать им. Ну, прошу тебя, не надо, подожди… Хотя бы отъезда Наташи.
— Хорошо, — сказал он, — я пока не скажу ей.
Так закончился их разговор, и будто начала потихоньку вырисовываться карьера Алека.
…Санек вышел на крылечко. Потянулся и только собрался нырнуть в калитку, как из-за поворота аллеи показался собственной персоной его сынок Сандрик!
Сандрик шел прямо на него, но его не видел, смотрел куда-то поверх. Санек забоялся до одури. «Может, потом, — подумал он, — вот с Леркой переговорю, тогда… Никуда он не денется… А ну как денется? Нет — надо. Ну, Санек, давай!»