Едва мисс Армитидж скрылась за дверью крыла дома, где находились занимаемые генерал-адъютантом жилые комнаты, леди О'Мой без сил откинулась на спинку кресла.
— Теперь, — попросила она, — пожалуйста, расскажите все.
О'Мой вздохнул, сожалея по поводу разоблачения с таким трудом замаскированного обмана, и хриплым голосом поведал правду.
Глава IV
ГРАФ САМОВАЛ
Мнение мисс Армитидж совпадало с мнением леди О'Мой. Но она сочла для себя невозможным строить предположения относительно того, что мог натворить Дик Батлер, и переживала за Юну. Но не за Дика.
По арочной галерее, идущей вдоль южной стороны дома и соединяющей жилые и служебные комнаты, мисс Армитидж направилась в рабочий кабинет сэра Теренса, надеясь застать там капитана Тремейна, который должен был быть сейчас один.
— Я могу войти? — спросила она с порога.
Капитан быстро встал.
— Конечно, мисс Армитидж. — Зная его обычную невозмутимость, можно было сказать, что молодой человек выглядел теперь, пожалуй, несколько взволнованным.
— Вы ищете сэра О'Моя? Полчаса назад он ушел завтракать, и я как раз тоже собираюсь сделать это.
— Что ж, не смею вас задерживать.
— Что вы, напротив. Я хотел сказать… вовсе нет. Но… чем я могу быть вам полезен?
Прикрыв дверь, с присущей ей грацией она прошла в глубь комнаты.
— Я хочу, чтобы вы мне кое-что рассказали, капитан Тремейн, и мне необходимо, чтобы вы были откровенны со мной.
— Полагаю, иначе и быть не может.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас смотрели на меня как на своего друга мужчину.
Тремейн вздохнул. Он уже оправился от неожиданности ее появления и был опять невозмутим.
— Смею вас заверить, мне бы менее всего хотелось смотреть на вас так. Но если вы настаиваете…
— Да, настаиваю, — решительно подтвердила мисс Армитидж, нахмурившись при этих его словах, содержащих некий полушутливый намек.
— Повинуюсь вашему желанию, — слегка поклонившись, сказал капитан.
— В чем именно провинился Дик Батлер?
Он внимательно посмотрел на свою собеседницу.
— Что произошло в Таворе?
Тремейн продолжал молча смотреть на нее.
— А что вы об этом слышали? — наконец спросил он.
— Только то, что он натворил что-то — что именно, я не знаю — и последствия для него, как я поняла, могут быть весьма серьезными. Я очень тревожусь за Юну и хочу знать, в чем дело.
— А Юна это знает?
— Ей как раз сейчас рассказывают. Граф Самовал проговорился при ней о деле Дика.
— Почему вы, в таком случае, не остались при этом разговоре?
— Потому, что они отослали меня по причине — какой вздор! — моей молодости и невинности, которые нельзя оскорблять.
— А я, как вы полагаете, на этот счет не слишком щепетилен?
— Наоборот. Я уверена, что вы способны рассказать о чем угодно так, что это прозвучит в любом случае пристойно.
— Сильвия!
Этим восклицанием молодой человек выразил свой восторг и признательность за данную ему косвенным образом высокую оценку, забыв, следует признать, в эту минуту и о Дике Батлере, и о его бедах, что в тот момент не могло не насторожить мисс Армитидж, лицо которой приняло холодное выражение.
— Право, капитан Тремейн!
— О, простите меня, — спохватился он. — Но вы как будто намекнули… — Он смущенно замолчал.
Ее щеки порозовели.
— Да, сударь? — строго спросила она. — На что я намекнула, или вам показалось, будто намекнула?
Но неожиданно мисс Армитидж изменила тон.
— Пожалуй, мы сильно увлеклись мелочами, тогда как дело, с которым я к вам пришла, серьезное.
— Оно крайне серьезно, — печально подтвердил Тремейн.
— Так расскажите же мне наконец, в чем оно заключалось?
Капитан рассказал все, что знал, не забыв изобразить обстоятельства в выгодном для Батлера свете. Мисс Армитидж слушала его, опустив голову, постепенно все больше бледнея и хмурясь.
— А когда его найдут, — спросила она, — что его ожидает?
— Будем надеяться, что его не найдут.
— Но, если — если его все же найдут? — настаивала она, с явным нетерпением ожидая ответа.
Капитан Тремейн отвернулся и посмотрел в окно.
— Известие о его смерти теперь означало бы самый легкий конец этой истории, — тихо сказал он. — Если же его схватят, ему не дождаться пощады от своих собственных соотечественников.