Так размышлял лейтенант, изучая карту. Вскоре, покинув наконец Созу, этого короля всех хозяев, мистер Батлер уже ехал через город, сопровождаемый сержантом Фланаганом и десятью солдатами, окончательно укрепившись в своем намерении и чувствуя прилив решимости для его осуществления. Я думаю, в случившемся отчасти виновато и изменение погоды — это был холодный, унылый вечер, по бледно-голубому небу неслись изодранные клочки облаков — обломки вчерашней бури, — и, попав из теплой, уютной гостиной Созы под сильный, пронизывающий ветер, дующий с Атлантики, лейтенант совершенно потерял голову. Теперь он уже видел в предстоящей затее свою святую обязанность, преисполнившись чем-то вроде религиозного фанатизма.
Да, он должен спасти души несчастных монахов, уберечь их от соблазна, грозящего погибелью, это его христианский долг. Мистер Батлер уже больше не думал о том, чтобы купить вино. Свою главную цель он теперь видел в том, чтобы получить его — и не часть, а все — и увезти, убив таким образом сразу двух зайцев: монахи в монастыре избавятся от проклятья, а его измученные, терпящие лишения товарищи получат возможность славно угоститься.
Так размышлял мистер Батлер, следуя достойной, хотя и пьяной, логике, и, перебравшись через мост, поехал прямо. Сержант Фланаган, видя состояние лейтенанта, решил, что он сбился с пути, и отважился напомнить, что они добрались сюда по дороге вдоль реки.
— Да, — ответил Батлер резко, — но мы будем в'звращаться через Тавору.
У них не было проводника: тот, что довел их до Регоа, вернулся вместе с О'Рурком, и, хотя Соза при расставании настаивал, чтобы лейтенант взял в провожатые человека из прислуги, Батлер, понимая, что при данных обстоятельствах это будет нежелательно, предпочел искать дорогу сам.
Теперь он силился вспомнить детали карты, виденной им в гостиной Созы, пока не осознал, что эта задача ему совершенно не по силам. Тем временем приближалась ночь: они ехали по тропинке, ведущей вдоль холма вверх, и, в конце концов, уже в темноте выехали к деревушке.
Сержант Фланаган был опытным солдатом и, наверное, самым трезвым человеком в отряде, поскольку вино на кухне Созы тоже лилось рекой, и драгуны, ожидая командира, вовсю наслаждались им — ситуация, подобные которой редко возникали во время этой кампании. Его беспокойство стало усиливаться, он знал полуостров еще со дней похода сэра Джона Мура[12] и, как любой другой, отлично понимал, что собой представляют крестьяне Португалии, помня о дикой жестокости, на которую они были способны. Сержант не раз оказывался очевидцем последствий жуткой участи, постигшей французских солдат отступавшей армии Сульта, и мог себе представить, каким страшным мукам их подвергли кровожадные обитатели этих удаленных горных районов, в руки которых они имели несчастье попасть. Он знал, что такие зверства творились не только в отношении французов, многие из этих темных крестьян были не в состоянии отличить захватчика от защитника — все чужеземцы были для них врагами. Ну а те, что все же делали такое различие, смотрели и на французов, и на англичан с почти одинаковой ненавистью.
В то время как войска императора воевали, основываясь на принципе, что армия должна сама кормиться в занимаемой стране, согласно британскому закону, все, что реквизировалось, подлежало оплате, и, несмотря на все трудности, Веллингтон с чрезвычайной строгостью следил за его соблюдением, сурово карая всех, кто этот закон нарушал. Тем не менее нарушения продолжались, люди то и дело срывались, причем часто, следует сказать, под давлением обстоятельств, в возникновении которых были виноваты сами португальцы, случались и грабежи и насилия, вызывающие слепое озлобление, выливающееся в последствия, порой столь же ужасные для освободителей-англичан, как и для агрессоров-французов. К тому же португальским правительством недавно был принят указ о милиции — на нем настоял Веллингтон, — который лег бременем на плечи крестьян, вызвав у них сильное раздражение, вымещавшееся на попадавших к ним случайных британских солдатах.