— И запить его большой кружкой «радебергера», — просиял долговязый лейтенант.
— Употребление алкоголя при исполнении служебных обязанностей…
— … запрещено, я знаю, — Краус по-дружески ткнул Штегемана в бок. — Зато нам разрешено исполнять служебные обязанности хоть все двадцать четыре часа в сутки. Ну, пошли, товарищ бюрократ!
На стенах плохо освещенного коридора в рамках висели фотографии артистов и сцен из спектаклей, большинство из них успели уже выцвести. Маркус скользнул по ним взглядом и вдруг остановился как вкопанный. Групповой снимок, и на нем до боли знакомое женское лицо. И эта поза, когда она с распростертыми руками восторженно взирает на одетого в блестящий камзол мужчину!.. Как и у всех на этом снимке, глаза ее закрыты узенькой черной маской. Подпись под снимком: «Сцена из 2-го акта «Летучей мыши».
Краус и Штегеман уже спускались по лестнице.
— Иду, иду!
Как часто за последние десять лет его смущало и тревожило такое случайное внешнее сходство!
Иногда приходится сталкиваться с ситуациями, которые надолго запечатлеваются в памяти, хотя регистрируются они на уровне подсознания и как будто особенного значения не имеют. Маленький ресторан на Монастырской площади: обшитые потемневшими от времени деревянными панелями стены, лампа-колокол над столом для завсегдатаев, затейливая лепнина на потолке, аппетитный запах жареного мяса, только усиливающийся всякий раз, когда открывалась дверь, ведущая в зал из кухни.
Они сидели за угловым столиком у самой рождественской елки, и перед глазами Маркуса во время обеда радужно переливались елочные игрушки. Приятная, уютная атмосфера, несмотря на прозаический перестук вилок и ножей. Лейтенант Краус и прокурор Ройтер, присоединившийся к ним у театрального подъезда, тоже время от времени поднимали головы, чтобы полюбоваться наряженной елкой. Один обер-лейтенант Штегеман не поднимал головы, целиком уйдя в дегустацию блюда с архисложным названием, приготовленного из рыбного филе.
— Обо всех деталях, связанных с этим прискорбным происшествием, вы меня проинформировали достаточно подробно, — сказал прокурор, когда официант убрал со стола тарелки. — Что меня сейчас особенно интересует, так это ваше мнение о случившемся. Само собой, это не для протокола. Как вы полагаете, капитан, действительно произошло убийство?
Подумав несколько мгновений, Маркус кивнул.
— По всей вероятности — да. Вряд ли причина гибели главного режиссера вызвана обыкновенной оплошностью или ротозейством. Тут что-то иное. Кому-то понадобилось убрать Пернвица, вот он и воспользовался первой же предоставившейся возможностью.
— Рассуждая подобным образом, следует исключить из числа подозреваемых всех, кто не присутствовал на репетиции, и ограничиться довольно узким кругом лиц.
— Вот именно, — подхватил мысль прокурора лейтенант Краус.
— Но вряд ли это сильно облегчит вашу работу. Если верить слухам, бывший главреж отнюдь не был душа-человек, трепал людям нервы почем зря. Так что в самой труппе найдется немало обиженных, готовых свернуть ему шею.
— От желания до поступка дистанция порядочная…
— Вы правы, — снова вмешался в разговор Маркус. — В общем и целом это так, к счастью. Однако известны случаи, когда люди в результате мелких, но повторяющихся обидных уколов взаимно возбуждают друг в друге чувство неистребимой ненависти, которая уже не позволяет им рассуждать разумно и приводит в конечном итоге к преступлению.
Лейтенант Краус округлил глаза и бросил многозначительный взгляд на Штегемана.
Прокурор улыбнулся.
— «Психология преступника» Пауля Ансельма Фейербаха. Вы, капитан, внимательно прочли его «Поразительные преступления», сразу видно. С чем вас и поздравляю! Однако с той поры люди сильно изменились!
— Да что вы?! — Маркус единым духом опорожнил свою кружку пива. — Вот так обобщение! Еще кружечку! — бросил он проходившему мимо официанту.
— А мне бутылку оранжада. — Обер-лейтенант Штегеман начал активно отгонять клубы табачного дыма. — Меня сейчас куда больше вот что занимает: противоречие между тщательной подготовкой преступления и полнейшей невозможностью предсказать его результат. Какой опытный злоумышленник пустится в столь сомнительное и рискованное предприятие?
— Ваше замечание логично, Штегеман, — сказал прокурор. — Я считаю…
— А может быть, он вовсе не хотел убивать Пернвица, — выпалил вдруг лейтенант Краус. — Может, он просто хотел попугать его?