- Так почему ж сам не выполнишь?
- Ииии...
- Так сложно?
- Уууу...
Задумался джинн. Ни месячных, ни квартальных планов он никогда не выполнял. Делал что умел, и, кажется, неплохо получалось.
- А может, и не нужен тебе план, а? - ласково спросил он.
- Ох, нужен, очень нужен... - заволновался повелитель. - Страсть как нужен!
- Да зачем же?
- Для начальства. Чтоб не ругалось.
"Ага!" - обрадовался джинн, узнав, что у его владыки тоже есть повелители. Стало быть, если им хорошо услужить, они и подобреют.
- А скажи, светлейший, - обратился Гасан к спящему чародею, - если б начальство не гневалось, желал бы ты свой план?
Ступа страдальчески сморщился, засопел, завозился в кресле, всхлипнул и жалобно заскулил.
Тогда джинн сделал еще несколько пассов руками.
Лицо Антона Никодимовича прояснилось, и он выдохнул:
- Да ну его к дьяволу...
И улыбнулся, задышав ровно и хорошо.
Отшатнулся Гасан от таких слов. Знавал он дьявола и даже в приятелях числился, но вспоминал о нем с содроганием.
Что ж это за план, которого и желаешь вожделенно, и спровадить готов хоть в преисподнюю?
И подумал джинн:
...что бывает гость
Хуже, чем незваный.
Гость, которого ты ждешь,
Но который - нежеланный.
Хотел еще поговорить Гасан со своим владыкой, но тот уж спал так, что хоть кулаком в ухо бей. Не стал джинн будить человека, который казался сейчас таким маленьким и беспомощным, а пошел прямо к начальству. А чтобы посмотреть, послушать да ума поднабраться, решил не сворачивать пространство, а тихой сапой проследовать коридорами.
Не очень многолюдно было в институтских проходах и тупичках, но кое-кто туда-сюда шастал, и посему информация в воздухе витала. С удивлением выяснил джинн, что далеко не все озабочены пресловутым планом. Вернее, у каждого он занимал какое-то место в мыслях, но каждый относился к этому месту по-разному. Постепенно картина прояснилась, и Гасан еще раз убедился в старой житейской мудрости - чем недоступнее мечта, тем сильнее бередит она воображение. Большие повелители больше других переживали за план. Меньшие - меньше и волнений испытывали. А нижайшие подданные, от которых зависело практическое исполнение, обладали прямо-таки железными нервами.
Двумя дорогами можно было попасть в заветный кувшин. Первый путь, петляя, шел сквозь сердца исполнителей, а второй вел к наиглавнейшему из здешних владык. В одном случае требовалось побудить многих что-то делать, а в другом - подбить одного от всего отказаться.
И выбрал джинн тропу, что казалась короче.
* * *
Директорский стол напоминал взлетно-посадочную полосу, а сам директор смахивал на руководителя полетов. Вот-вот ожидалось прибытие белоснежных лайнеров, и Семен Леонардович придирчиво осматривал аэродром со всеми службами и коммуникациями. Время от времени он хмурился, цеплял ногтями с ослепительной поверхности невидимую пылинку, и строго взглянув на нее, брезгливо стряхивал в урну. "Из-за таких вот мелочей, - читалось на его лице, - и происходят катастрофы с тяжелейшими последствиями". Самолеты задерживались, но, видать, Семен Леонардович был в курсе, так как признаков беспокойства не выказывал.
И вдруг появился первый летательный аппарат. Вынырнул из замочной скважины, покружил по комнате и приземлился на запасном аэродроме журнальном столике. Если бы этот аппарат был виден человеческому глазу, он бы не выдержал никакой критики со стороны авиаконструкторов. Согласно законам воздухоплавания, длиннобородый восточный старик летать не может. Он может пить чай, нюхать табак и неторопливо беседовать с собой или с другими аксакалами. Но Гасан Абу аль-Рашид был джинн и пользовался законами левитации. Усевшись на стол, он поджал ноги и воззрился на мудрейшего из светлейших, размышляя, с какой стороны к нему подступиться.
Директор продолжал инспектировать вверенный ему объект.
"План... - думал он. - Надо давать план... Иначе всем крышка. В министерстве уже намекали. А Иван Иванович даже недовольство выразил когда, мол, начнете работать? Будто я им всемогущий в самом деле..."
"Я, я всемогущий!" - мысленно просигналил джинн.
"Чушь, - ответил Семен Леонардович. - Всемогущими бывают только обстоятельства. А я директор, мне надо план давать..."
"Джинн я, джинн!" - посылал импульсы Гасан, торопясь и волнуясь, словно новичок радист.
"Да хоть бы сам бог Иван Иванович! - рассердился директор. - Посмотрел бы я, как бы он на моем месте крутился".
"Так ведь я джинн! - продолжал стучать на ключе Гасан. - Из кув-ши-на!"
"Интересно, - подумал Семен Леонардович, посмотрев в окно, - пьют ли где-нибудь джин кувшинами?.. О господи, какая дрянь в голову лезет. А впрочем... джин с тоником сейчас бы не повредил. Или коньячок с лимоном. Не просто так, а для пользы дела. Да только времена не те, не поймут. Еще загремишь под фанфары..."
И вздохнув, Семен Леонардович вновь принялся готовить аэродром для приема белоснежных лайнеров.
Джинн пригорюнился. Вероятно, из-за плохих метеоусловий связь с начальником полетов была неустойчивой. Однако надежды Гасан не терял.
"Откажись! - взывал он в эфир. - Плюнь! Распусти людей по домам, закрой институт и ступай!"
"Хорошо бы... - донеслось сквозь треск и разряды. - А что скажет Иван Иванович?"
"Плюнь и на него!" - кипятился джинн.
Тут директор не выдержал, хлопнул по селектору и рявкнул:
- Татьяна Борисовна!
- Слушаю, Семен Леонардович, - тотчас ответила секретарша.
- Принесите мне... - директор замялся. - Ну это... Сами понимаете.
"Проси что хочешь! - торжествовал джинн. - Хоть ковер-самолет, хоть сапоги-скороходы! Собирай узелок, тебя ждут неведомые страны и далекие края!"
- Ну уж нет, - процедил директор.
- Что? - не поняла секретарша.
- Ничего, - ответил Семен Леонардович. - Ничего не надо приносить, а позовите-ка мне Антона Никодимовича, начальника отдела.
И, отключив селектор, прошептал, вытирая лоб:
- Этак и впрямь придется узелок собирать. Обуют в сапоги и бросят на периферию первым же самолетом.