— Дети? Боже, Вудрафф! Следовало сообщить об этом раньше. Мы высоко вас ценим, но вы же не можете навсегда там остаться. Какой пример вы подаете своим коллегам здесь?
Давид усмехнулся. Он завернул за угол и тут же вступил в кучку собачьего дерьма. Если бы только они знали, о каком количестве детей идет речь!
Повинуясь порыву, Давид остановился возле гостиницы «Северный отпуск». Приземистый человечек яростно скреб и скалывал лед, чтобы драгоценные постояльцы не поскользнулись на входе. Давид кивнул ему и зашел внутрь.
Где-то глубоко в мозгу засела мысль о Иене. Он не созванивался с ним около трех дней и уже начал волноваться. В роскошном холле гостиницы было несколько обитых тиковым деревом телефонных кабинок, и он закрылся в одной из них. Он достал ручку, клочок бумаги, свою кредитную карточку и набрал номер телефона Иена, который помнил наизусть. Потом уставился на ручку и бумагу, гадая, зачем он их достал. Он вдруг ощутил слабость в коленях. Он нажал пальцем на кнопку телефона, отменяя звонок. Теперь он понял, зачем он пришел сюда на самом деле. Да, он беспокоится о друге, но вовсе не поэтому сидит в этой телефонной кабинке.
В справочной ему дали номер телефона, который он записал на клочке бумаги. Он узнал эти цифры, они промелькнули у него перед глазами, когда он искал имя в списке пациентов.
У бедняги дрожали пальцы, когда он медленно, одну за другой, нажимал цифры. Во рту пересохло. Один звонок, другой…
— Чарли у телефона, — раздался ломающийся голос подростка.
— Здравствуй, Чарли. Меня зовут Давид Вудрафф. — Он с трудом сглотнул, прежде чем смог продолжить. — Твоя мама дома?
— Конечно… Мам! — голос звучал глухо и хрипло, когда он звал мать. — Тут какой-то Дэйвид Волрусс звонит.
— Слушаю? — милый голос с очаровательным акцентом. Как же хорошо он его помнил!
— Уйарасук, это я… Давид из далекого прошлого. Четырнадцать лет назад.
— Давид! — Он с трудом услышал ее, так мягко повторила она его имя. — Ты где, Давид? Откуда ты звонишь?
— Я в Лосином Ручье. Я бы хотел с тобой встретиться. Как можно скорее. Я хочу приехать к тебе. Мне нужно с тобой поговорить. — Он говорил быстро, как будто боялся не успеть, хотя он знал, что должен спросить, как она поживает, поговорить о пустяках, быть вежливым и сдержанным.
— Это… Я… А почему ты здесь?
— Послушай, Уйарасук. Извини, но я должен тебя спросить. Понимаю, я, наверное, совершенно не в себе, но я должен это знать. Твой сын, Чарли, он ведь мой сын, да? Пожалуйста, скажи правду!
Женщина молчала, и Давид съежился, испугавшись, что все испортил своей бестактностью. Он совсем не хотел, чтобы это прозвучало грубо, но потерял самообладание. Не было смысла притворяться, что он спокоен.
— Уйарасук, прошу тебя, ответь! — снова взмолился он.
— Да, Давид… Чарли… твой сын.
— О Господи, женщина! — Давид почувствовал, как запылала шея; он весь покрылся холодным липким потом. — Почему ты мне не сказала?
— Мне показалось несправедливым взваливать на тебя все это. Может, ты забыл, но ты очень старался предотвратить всякие последствия.
— Конечно, старался, — он пытался успокоиться, говорить не так возбужденно. — Но это и для твоей безопасности, а не только ради себя.
— Ну, значит, я должна попросить у тебя прощения, — холодно сказала она. — Но, невзирая на все твои меры предосторожности, я забеременела. И я не жалею. Чарли — это самое лучшее, что у меня есть в жизни.
— Подожди… пожалуйста. — Ему вдруг стало страшно, что она бросит трубку прежде, чем он сможет выразить свою заботу и искренний интерес к сыну. Ощущения при этом у него были совсем не такие, как при известии о детях Шейлы, — этот сын был зачат в некоем подобии любви.
— Послушай, все это уже не важно. Я узнал, что у Чарли была серьезная травма несколько месяцев назад. Я бы хотел…
— Как ты все это узнал? — быстро спросила Уйарасук.
— В больнице. — Давид переступал с ноги на ногу. У него как-то сразу ослабли колени. В кабинке было так жарко и свет такой яркий, что ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Как бы он ни хотел поговорить с ней, расспросить обо всем, он чувствовал, что нужно заканчивать разговор, иначе он просто упадет в обморок. — Кто-то в больнице рассказал мне о Чарли. О том, как его привезли на самолете в Лосиный Ручей. Как мужественно он себя вел…
— Ах да, медсестра. Сестра Хейли, — тихо произнесла Уйарасук. Потом, помолчав, добавила: — Я хочу, чтобы ты знал. Она — единственный человек кроме моего отца и Спящего Медведя, которому я сказала, что ты — отец Чарли. Я чувствовала, что не нужно говорить. Знала ведь, что ты когда-то работал в Лосином Ручье, но мне показалось, что она не вспомнила тебя. Думаю, это она тебе все и рассказала. Ей не следовало этого делать. Я просила ее никому не говорить.
— Нет, на самом деле это мне сказала не мисс Хейли, — усмехнувшись, признался Давид. — Я услышал о нем в связи с его ужасной травмой и увечьем. Персонал больницы все еще говорит о нем. Я имею в виду, что это ведь произошло всего несколько месяцев назад, и все вспоминают о нем с большой теплотой. Я заинтересовался, потому что сказали, что он прибыл с Черной Реки. Поэтому я посмотрел в больничных записях — и там обнаружил, что это твой сын. А когда я увидел дату его рождения, то понял, что… несмотря на все меры предосторожности, он мог быть моим сыном. Не стану отрицать, это было шоком.
Уйарасук ничего не сказала, молчал и Давид, давая ей время осмыслить сказанное.
— Но… Значит, ты не поэтому приехал в Канаду, не из-за Чарли? Ты уже был здесь, когда узнал о нем? — Она была озадачена.
— Нет… Да… Но послушай, это совсем другая история. Все, что мне нужно сейчас, — это увидеть тебя и встретиться с Чарли. Как он? Выздоравливает?
— С ним все в порядке. Мы недавно вернулись от одного специалиста в Торонто. Ему сделали искусственную ногу. Этакое сложное устройство, а ему нравятся всякие технические новинки, так что он теперь с ним не расстается, все осваивает, — она засмеялась своим похожим на колокольчик смехом. Давид тоже рассмеялся. Слава Богу, она не разучилась смеяться после всего, что с ними произошло!
— Если ты не против, я куплю билет, или найму самолет, или что там еще летает к вам, — он тут же осекся, испугавшись своей дерзости. — У тебя… кто-то есть? Я никого не расстрою своим появлением?
— Нет, не волнуйся. — Он почувствовал, что она улыбается. — Некоторое время был один человек… но он не смог справиться с тем, что произошло с Чарли, выдержать то время, что я провела…
— Мне очень жаль.
— А мне — нет.
— Я позвоню тебе, как только найду способ добраться к вам.
— Есть почтовый… самолет, который прилетает раз в неделю.
Глава 20
Давид положил трубку телефона. Рука все еще дрожала. Правда о Чарли ошеломила его. Сын! Нет, еще один сын! Он обхватил голову руками и зажмурился. Глубоко вздохнул. Он нащупал ручку двери, складывающейся гармошкой, но ее заклинило. Он дергал, стараясь открыть дверь, и чувствовал, как поднимается паника — не от страха, а от сильного внутреннего напряжения. Что-то рвалось наружу из самой глубины души. Все казалось таким непонятным, запутанным, сумасшедшим. Он перестал дергать дверь и уставился в маленькое окошко на огромную люстру в фойе. Свет множества лампочек слепил глаза. Он отрешенно смотрел на них, мозг работал на пределе. Он старался дышать медленно… Важно было успокоиться. Какая-то мысль вертелась в голове, как слово, готовое сорваться с языка; она болезненно болталась в подсознании, а прямо перед глазами как будто что-то всплывало — только бы разглядеть…
Шейла! Она знала. Что это значит? Она единственная… Не может быть?.. О нет! Не может? Он задохнулся, когда внезапно догадался. Невероятная, немыслимая идея! Но когда все элементы головоломки стали на место, он понял, что это единственно возможное объяснение. Он съежился от шока, обхватил себя руками и прижался к стене.
Он быстро нащупал бумажник, достал кредитку, сунул ее в щель и развернул клочок бумаги с номером телефона. Пот заливал глаза. Он чертыхнулся и набрал номер.