Но всю эту благообразную наружность нарушала одна вещь: рот. Он был безобразен. Одна лишь улыбка могла придать ему немного очарования, поэтому молодой человек тщательно прикрывал его длинными, белокурыми, аккуратно подстриженными усами и почти постоянно смеялся.
– Семилан прав, – вновь взял слово Андюс, – почему бы не назвать вещи своими именами.
Сентак ничего не ответил.
– Таким образом, – продолжал предводитель разбойников, вы – мозг, мы – руки, и если вам кто-нибудь мешает, мы его устраним.
Сентак и на этот раз не произнес ни звука.
– В чем дело, господин Франт, – воскликнул Андюс, явно раздосадованный этим молчанием, – соблаговолите вы наконец ответить?
При слове «Франт», прозвучавшем в устах разбойника оскорблением, Сентак вскочил на ноги.
– Я не позволю вам со мной так разговаривать! – закричал он.
– В самом деле? – воскликнул бандит, разразившись хохотом.
– Нет, – гнул свое Сентак, притопывая ногой, – не позволю, негодяй. Я вам плачу, причем плачу щедро. На мой взгляд, этого вполне достаточно. И уверяю вас, это еще не повод для того, чтобы считать нас с вами ровней.
Услышав, что де Сентак заговорил в таком тоне, молодой человек, которого повелитель Монкрабо назвал Семиланом, встал. Что касается мэтра Андюса, то он по вполне понятным причинам не смог последовать их примеру.
– Не сердитесь, сударь, – спокойным голосом и с неизменной улыбкой на устах произнес Семилан.
– Я не с вами разговариваю. – продолжал Сентак. – Мне прекрасно известно, что вы являетесь чем-то вроде личного стража Андюса, но не боюсь вас.
Затем, намекая на увечье предводителя шайки, добавил:
– Слава богу, я не безрукий, и каких-то полтора человека меня не испугают.
Надо сказать, что в этот момент Сентак вел себя отважно. По всему чувствовалось, что он не боялся двух головорезов, с которыми оказался в тесном помещении площадью всего в несколько квадратных футов.
– Мне доводилось смотреть в лицо опасностям пострашнее той, которой я подвергаюсь сейчас, – продолжал он. – Поэтому не пытайтесь меня напугать. Вам нужны деньги, они у меня есть и я их вам дам, причем много.
При этом обещании в глазах бандита сверкнули искры.
– Но при этом запомните: я не подчиняюсь никому, я всегда и во всем командую сам. Слышите, господин Андюс? Всегда и во всем. Полагаю, в самом скором времени у вас будет повод в этом убедиться.
Теперь уже умолк Андюс.
– И все ваши тайны я знаю лучше вас самих.
– Неужели? – с сомнением покачали головами бандиты.
– Лучше вас, господин Жозеф Дюпен, потому как в подземельях разрушенного Руке, сообщающихся с Совиной башней…
При этих словах Андюс и Семилан навострили уши.
– … мне известны два прохода, через которые я в любой момент могу провести целый эскадрон жандармов.
– Напрасно вы нам угрожаете, – сказал Семилан.
– Вы вольны думать что угодно, – ответил ему Сентак.
Андюс хранил молчание и лишь едва заметным движением придвинулся к койке, на которой спала юная девушка.
Затем неожиданно с кошачьим проворством перепрыгнул на постель. Обрубок, в который он превратился, взгромоздился на безжизненное тело Маринетты. Контраст между ними был отвратителен.
На физиономии чудовища отразилась звериная ярость.
При виде этого зрелища Сентак непроизвольно шагнул к нему.
– Что вы собираетесь делать? – воскликнул он.
– Ах-ах-ах! – ухмыльнулся Жозеф Дюпен. – Что это вы разволновались?
– Оставьте девушку в покое! – закричал Сентак, выходя из себя.
– Здесь один хозяин – я, и девушка эта принадлежит мне. Я сейчас задушу ее на ваших глазах, только для того, чтобы доказать вам – кроме меня, здесь командовать не может никто.
Сентак рванулся к бандиту.
– Вы же вовсе ее не любите! – ответил Андюс, в любое мгновение готовый вонзить свои тигриные когти в белую шейку очаровательной юной девушки.
Опасности, нависшей над Маринеттой, с лихвой хватило, чтобы утихомирить мужа Эрмины. Он сел на место и голосом, выдававшим его буйный темперамент, сказал: – Ваша взяла, оставьте девушку в покое. Говорите, командуйте, делайте что хотите. Я весь внимание.
– Ах-ах-ах! Вот вы и стали сговорчивее.
– Я вас слушаю, – повторил Сентак властным тоном, внушавшим бандитам уважение, пусть даже помимо их воли.
– Если я вас правильно понял, в мире есть некое затруднение, препятствующее вашему счастью, богатству или амбициям.
– Да.
– И это затруднение – ребенок.
– Вскоре ему предстоит стать подростком.