— С пустыми руками, Боря, — улыбка появилась на полных губах Семена Михайловича, — порожняком не вернемся. А по магазинам успеется еще. У меня тоже родственнички. И заказов не меньше твоего.
Пришли. Испытательный стенд стоял посреди зала и весь так и сиял, так и поблескивал — любо-дорого глядеть было. Одних кнопок, клавиш, ручек и рычажков — не счесть. Откуда-то сбоку слышалась торопливая чужая речь с раскатистым «р», это кто-то из технического персонала пояснял назначение системы, ее достоинства. Гугин весь превратился в слух, навострился.
Ознакомление шло минут сорок. Новый переводчик с розовым лицом переводил бестолково, путая технические термины, перевирая смысл. Даже Семену Михайловичу стало ясно, что в радиоэлектронике он, как говорится, ни бум-бум. Гугин потихонечку бубнил свое.
— Михалыч, ты же прекрасно знаешь, любая система, а тем более в нашей-то отрасли, это же черный ящик, чтоб ему пусто было! Ведь нас чего интересует? Вход-выход! Что имели на входе и что получили на выходе — вот и дел-то всех!
— Не тараторь, — мягко оборвал его Семен Михайлович, вникай лучше!
— Да здесь целый институт, если запустить, год разбираться будет!
— Не морочь мне голову, Боря, — Семен Михайлович, продолжая любезно улыбаться фирмачам, говорил в треть голоса, — и кстати, без демагогии если, — твои ребята потянули бы такую штуковину?
— Да кто ж ее знает! — Гугин еще больше вытаращил глаза, белки яблоками выкатили. — Ежели поднатужиться, конечно, может, и осилили бы. Корпус не такой сияющий был бы, наверное, а с начинкой кое-как бы управились…
— Так чего же?
— Чего — чего? — переспросил Гугин.
— Чего, говорю, не сделали?
Гугин задрал подбородок кверху, раздул щеки.
— А работы сколько? Начинать-то надо было лет семь назад, с нуля. Кто же знал! Нам сверху заказа не спускали… да чего теперь руками махать. Вон, все уже готово, и кнопочки блестят — только плати!
Семен Михайлович не слушал, что там говорили фирмачи, его волновало другое — не дай бог они поймут гугинскую болтовню! Трепач! Управились бы, говорит! Пустомеля! Да куда нам со своим-то рылом в этот международный ряд! От сохи да к суперкомпьютерам? Не-е, шалишь! Кланяться надо, головушкой об пол бить да помалкивать, затаив восхищение, чтоб видели — люди понимающие, могут оценить, чтоб, если еще чего, так снова продолжить плодотворные контакты, на долгосрочной основе так сказать… А он, лопух, — сами, говорит! Да таких надо из нашего перестраивающегося общества гнать метлою! И-эх-хм, переборщил, однако, ведь молод еще, глуп, пооботрется. Но в следующий раз — не-ет, решил Семен Михайлович, больше он у меня ни ногой, мальчишка, а еще называется начальник центра испытаний!
Время шло к обеду, пора было и в самом деле кончать с фирмачами. Да и что от них с Гугиным требуется-то — обычное техническое заключение? Так тут и сомневаться не приходится, одно слово — фирма, машииа-зверь, последний крик! Дадут они это самое заключение, отчетик составят, а уж решать — закупать или не закупать, это увольте, на это своя контора имеется. Уже под конец Гугин дал дельный совет:
— Надо с них побольше техдокументации и проспектиков всяких вытребовать, а там у нас, в конторе, разберутся, обработают.
Семен Михайлович с благодарностью посмотрел на своего помощника — вот и он пригодился. Самому ему как-то не приходила в голову такая чудесная мысль. Фирмачи с готовностью приволокли откуда-то два «кейса», набитых до отказа разноцветной полиграфической продукцией, рекламирующей стенд. Ударили по рукам, выпили по стопке коньяку, распрощались.
Оставалось особо важное — магазины. Но здесь помог откуда ни возьми появившийся Пьер. К вечеру с кучей коробок, пакетов, свертков командировочные вернулись под крышу уже ставшего родным отеля, где их ожидали небольшие сувениры от фирмачей — на столиках в красивых коробках стояли видеосистемы последней марки. Семена Михайловича и Гугина это не смутило. Они переглянулись, одновременно покачали головами. После недолгих препирательств коробки унесли.
Отвальная была на славу — Пьер не подкачал, расстарался. Но в этот раз, перед отлетом Семен Михайлович решил не увлекаться застольем, не перебарщивать, да и за Гугиным следил. Но, тем не менее, посидели всласть.
Потом в номере паковались. Гугин суетился, вязал пакеты и пакетики, коробы и коробочки, узелки и узелочки, бубнил под нос с нескрываемым оптимизмом:
— Получа-им, получа-им, получа-им пепси-колу, эх, получа-им, получа-им…
— Что, заело? — оборвал его Семен Михайлович беззлобно.
Он уже был готов. А потому, не долго думая, последний раз улегся на свою широченную мягкую кровать, натянул одеяло до подбородка. И уснул.
Снилось ему нечто необычайно европейское, необыкновенно цивилизованное, донельзя культурное и при всем при том совершенно неопределенное, расплывчатое. Это «нечто», сверкая и переливаясь огоньками и красками, эдаким волшебным дирижаблем парило над какимто угрюмым, страшным болотом, из которого с почавкиванием и хлюпаньем высовывались то чьи-то руки с растопыренными пальцами, то заляпанные тиною головы, спины… и тут же все это исчезало, вновь с бульканьем всасывалось в трясину. Сам же Семен Михайлович, перебирая цепкими руками, полз по воздушно-прозрачной стропе вверх, к сияющему, сказочному чуду. И он бы полз быстрее, давно бы уже достиг своей лучезарной цели, но ему все время мешали, его хватали за пятки снизу, цеплялись за штанины — то некто дикий и пьяный, осатанело орущий про обмены, похожий с виду на Гугина, то какие-то чудовищные монстры с длинными граблями рук и искаженными, но знакомыми лицами коллег по министерству, а то и вообще неизвестные существа с бледными, меняющимися рожами и завистливыми немигающими глазами. Семен Михайлович отлягивался от них и понемногу продвигался, а они хватали снова и снова, цеплялись, липли, не отставали. Но Семен Михайлович не сдавался, он полз и верил, что цель близка.
Наутро яркие коробки с видеосистемами настигли их в аэропорту и будто сами собою вползли в ненасытное чрево белоснежного лайнера.
Подарки есть подарки. Ведь не поступились же ничем, ни на какие сделки не поддались, да в общем-то таковых и не предлагали. Так чего ж отказываться! Совесть у обоих — а как могло быть иначе — была чиста. В этом Семен Михайлович, а заодно с ним и Гугин, сомневаться не могли, не имели права. Задание выполнено. Поручения близких тоже. Никто не забыт. И все при своем. Клонило в сон, как и всегда бывает после нелегкого, но честно отработанного срока.