Выбрать главу

— Как бы вам объяснить, — Александр сморщился, пощелкал пальцами. — Вы же геолог, да? Это как… шельф.

— Шельф? — недоуменно переспросил Дмитрий. Лиза тихо перевела дух — похоже, этот врач, как и многие взрослые, не мог просто сказать «да» или «нет» — сначала ему нужно было поговорить. Лиза сосредоточилась, чтобы в потоке слов не упустить самое главное.

— Представьте себе, что материк — это абсолютная норма, — заговорил психиатр. — Железная логика, непрошибаемый здравый смысл, полное владение собой, отсутствие всяческих иллюзий. И никаких особых черточек, никаких, даже мельчайших, странностей, ничего… отличного. А океанские глубины — это патология… это то, что надо лечить. Понимаете, к чему я клоню?

— А есть шельф, — Дмитрий задумчиво кивнул.

— А есть шельф, да. Кто-то ближе к материку, кто-то — ближе к глубинам… и некоторые соскальзывают и попадают, например, ко мне, — врач сухо улыбнулся. — Но большинство из нас так и плещется на шельфе всю жизнь.

— А Лиза?

— И Лиза тоже. Возможно, чуть дальше от материка, чем вам хотелось бы.

— Но этот воображаемый друг! Я думал, она его еще в первом классе выкинула из головы.

— Послушайте, Дмитрий, — психиатр поморщился, — вы уж извините, что я оказался в курсе…

— Весь город в курсе, — мрачно буркнул тот. — Валяйте.

— Да, маленький город, ничего не поделаешь. Так вот, насколько я понимаю, Лиза с лета испытывает сильный стресс. Вы понимаете, какое потрясение для ребенка — ваш развод?

— Понимаю. Я стараюсь… смягчить… старался… — Дмитрий судорожно сглотнул. — Чтоб подружились…

— Когда обстоятельства становятся невыносимыми — человек начинает искать убежища от давления, от ответственности, от тяжелых эмоций, с которыми не может справиться, — и его психика возвращается в более раннее состояние. Это случается и с взрослыми. А уж с детьми — через раз…

— Так что она, получается, впала в детство?

— Ну, можно и так сказать. Регрессировала под влиянием стресса. Это с одной стороны. С другой — бабушка с дедушкой разговоров избегают, энергии, чтобы заводить новых друзей, нет… А друг, близкий человек, с которым можно разделить переживания, от которого можно получить поддержку, нужен как никогда. Друг, который поможет осознать тяжелую правду и примириться с ней… И вот снова появляется Никита. Это даже говорит о душевной силе — то, что девочка может сама поддержать себя, хоть и в такой странной на наш взгляд форме… И это пройдет само собой, как только Лизина жизнь войдет в колею. Лиза, ты что-то спросить хочешь?

Лиза вздрогнула от неожиданности — она была уверена, что о ней так и не вспомнят. Главное она поняла — что, как Буратино, который был скорее жив, чем мертв, она — скорее нормальная, чем нет. Сообразив это, девочка слегка расслабилась, и, видимо, ее движение привлекло внимание врача.

— Нет…

Лиза покосилась на отца — тот вроде бы уже не выглядел таким напуганным и рассерженным, но брови еще хмурились, и губы были сжаты.

— Спрашивай, не стесняйся.

— Лиза, не ломайся, — вмешался отец, — хочешь что-то спросить — говори. Четыре утра, человеку спать давно пора, а ты резину тянешь.

Лиза неуверенно повела плечом. Конечно, лучше бы спросить без папы, но она не была уверена, что сможет застать врача одного. Она собралась с духом.

— Ну… а почему Никита злой такой?

— Говорит гадости? Пугает тебя? И ты не можешь заставить его замолчать?

Лиза вдруг поняла, что врач весь подобрался, глаза заблестели, — будто вот-вот прыгнет. По позвоночнику пробежал холодок. «Ненормальная! — взвизгнул торжествующий голос Никиты. — Ненормальная!». Лиза выдавила кривую улыбку и покачала головой.

— Заставляет тебя что-то делать? — продолжал отрывисто сыпать вопросами психиатр. — Говорит про тебя что-то нехорошее?

— Нет-нет, просто… ну, знаете, мальчишки они вредные такие, — скороговоркой произнесла она. Александр слегка расслабился, но внимательный блеск в глазах не погас.

— Нда… — протянул Дмитрий. — Только вот… Лиза, иди-ка к себе.

Лиза послушно вышла, огляделась по сторонам. В коридоре никого не было. Она прошла несколько шагов, топая нарочито громко, а потом вернулась и припала ухом к тонкой фанере.

— …детсадовский друг… был убит, — расслышала она голос отца.

Воспоминание обрушилось на нее, как многотонная снежная лавина. Чувство было такое, будто она прижалась лицом к обледенелому стеклу и простояла так несколько часов. Лиза закрыла глаза и услышала громкий скрип «гигантских шагов». Он заполнял собой все, и детские голоса звучали на его фоне приглушенно, будто издалека…