— Это не были необработанные брильянты, — сказал я. — Их отгранили в Амстердаме, и они вернулись обратно для оправки. Такие брильянты обычно просвечиваются рентгеном, фотографируются и регистрируются. Их пришлось подвергнуть новой огранке, а это сильно снижает их ценность. И еще — я не один. У меня был напарник. Он разработал эту операцию, а я осуществил ее. Доход — пополам.
— Да, ребята интересовались этим вопросом, — сказал Косей. — Они что-то не могли понять, он тебя заложил что ли? Потому что, если это так, то у тебя нет ни гроша, и нам нечего терять время.
— Нет, это не он, — сказал я как можно убедительнее.
— А слух идет, что это он.
— Этот слух могли ведь подкинуть полицейские. — Форбс или Бранскилл, правда? У них есть на то свои причины.
— Могли, — согласился Косей. — А кто твой напарник?
— Нет, так дело не пойдет, — сказал я решительно. — Я не продал его фараонам и не продам его вам. Кстати, это само по себе доказывает, что не он заложил меня. Мы со своим другом ладим хорошо, тихо занимаемся своим делом, и нам посторонние не нужны.
— Ладно, оставим это на время, — сказал Косей. — Я передам обо всем ребятам. Но это возвращает нас к вопросу о бабках. Сколько же вы взяли?
— По нашим оценкам — сорок тысяч, — сказал я спокойно. — И они в надежном месте. И доступ к ним только через меня.
Он слегка улыбнулся.
— В швейцарском банке?
— Ага. В надежном месте.
— Итак, все равно — половина. По тысяче за год. Дешево, конечно, да ладно. Мы беремся переправить тебя через стену и за пределы Англии. Если ты возвращаешься, это твои проблемы. Но послушай внимательно: не пытайся нас надуть, и лучше приготовь для нас башли. Если их не будет — то никто никогда тебя не увидит. Надеюсь, понятно?
— Понятно. Вы выводите меня отсюда и получаете ваши деньги.
— Значит, я поговорю с ребятами, а они сами решат, быть тебе нашим клиентом или нет.
Я сказал:
— Косей, если ваша компания так сильна, как ты говоришь, какого черта ты торчишь здесь? Не могу этого понять.
— Я просто посредник, — ответил он. — Меня уже здесь завербовали. Потом мне сидеть осталось два года. Дотяну как-нибудь, и к чему рисковать? Меня ждет хорошая работа, и я не собираюсь отказываться от нее. — Он взглянул на меня. — А тебе туго придется, если ты вернешься в Англию.
— Это меня не волнует, — сказал я. — Я тут прохлаждался всего неделю, ничего об этой стране не знаю и не хочу знать.
Косей сделал ход.
— Шах. Еще кое-что. Ты в последнее время приятельствуешь со Слэйдом, да? Говорите друг с другом о чем-то.
— Он мне помогает заниматься русским, — сказал я, уводя короля.
— Этому конец, — сказал Косей, как бы невзначай, — отвали от Слэйда подальше, иначе сделка не состоится.
Я в изумлении посмотрел на него.
— Что за черт?..
— Именно так, — подтвердил он спокойно и сделал ход ферзем.
— Шах.
— Тольку не говори мне, что твои друзья патриоты, — сказал я и засмеялся. — В чем дело?
Косей посмотрел на меня с сожалением.
— Ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Делай, что тебе говорят. — Он повернул голову в сторону Смитона, как раз проходившего мимо. — Знаете что? Риарден-то чуть не выиграл у меня. — Это было, конечно, чистейшее вранье. — У него хорошие шансы на турнире.
Смитон посмотрел на него без всякого выражения и прошел мимо.
3
Итак, игра началась. Я внутренне напрягся, и на этот раз это было напряжение не безнадежности, а надежды. Я даже стал напевать себе под нос, когда скреб столы в зале, и старался не делать ни малейшей промашки. Смитон смотрел на меня одобрительно, во всяком случае, настолько, насколько он мог это показать. Я становился идеальным заключенным.
Я выполнил приказ Косгроува и порвал отношения со Слэйдом, который время от времени бросал в мою сторону укоризненные взгляды. Я не знал, почему последовал такой приказ, мне стало даже жаль Слэйда, у которого в тюрьме было не слишком много друзей.
Незаметно я наблюдал за Косгроувом, замечая с кем он общается, говорит. Насколько я мог судить, в его поведении ничего не изменилось, и он вел себя достаточно расковано, но поскольку я не изучал его раньше, то сказать, каков он был, затруднялся.
Через пару недель я подошел к нему в свободное время.
— Сыграем в шахматы, Косей? — предложил я.
Он посмотрел на меня с непроницаемым лицом.
— Держись от меня подальше, идиот, я не хочу связываться с тобой.
— Но ты уже связан, — возразил я. — Смитон недавно интересовался, буду ли я участвовать в турнире. Он спрашивал, почему я бросил уроки шахмат. И еще спрашивал, не забросил ли я свой русский.
Косгроув сощурился.
— Ладно, — сказал он. — Отойдем туда.
Мы разложили доску.
— Какие новости? — спросил я.
— Когда будут новости, скажу, — буркнул он. Он был явно в плохом настроении.
— Слушай, Косей. Я беспокоюсь. Говорят, что только что закончили новую тюрьму для особо опасных. Я боюсь, меня переведут туда. Это может случиться в любую минуту.
Он осмотрел зал.
— Нельзя же действовать сломя голову, — сказал он. — Это сложная операция. Ты за что заплатил пять тысяч? За то, чтобы просто перепрыгнуть через стену? Тут выстраивается целая система. — Он сделал ход. — Я об этой стороне дела мало знаю, но говорят, что в каждом случае новая схема. Никаких шаблонов, понимаешь? Ты-то должен знать, как никто, Риарден.
— Я вижу, вы меня проверяли, — сказал я, пристально глядя на него.
Он ответил мне холодным взглядом.
— А ты как думал? Часть той суммы в пять тысяч на это и пошла. Ребята работают с большой осторожностью. У тебя интересный послужной список. Не понимаю, как ты в этот-то раз поскользнулся.
— Это со всеми случается, — сказал я. — Меня продали — как и тебя, Косей.
— Но я знаю, кто продал меня, — почти прорычал он. — И он будет жалеть об этом до своего смертного дня. Мне бы только выйти отсюда.
— Лучше сделай это перед тем, как выйдешь, — посоветовал я. — У тебя будет прекрасное алиби — ты же сидишь в тюряге. И времени уже немало прошло, так что ищейки о тебе и не подумают.
Он нехотя улыбнулся.
— Интересно мыслишь, Риарден.
— А почему, собственно, ты думаешь, будто я не знаю, кто меня продал? Беда в том, что у меня нет связи с миром, чтобы организовать несчастный случай.
— Я могу устроить, — предложил он.
— Ладно, оставим это. Я сам скоро выйду, если ваши ребята поскорее подсуетятся. Значит, они меня проверяли там, в Южной Африке, да? Ну и как, удовлетворены?
— Ничего. Ты прошел. Там у тебя остались хорошие друзья. — Появился Смитон, и Косей тут же переключился на шахматы. — Что это за ход, дурак? Так я ставлю тебе мат в три хода. — Он посмотрел на Смитона. — Оказывается, не так уж он хорош, как я думал. На турнире ему делать нечего.
Смитон состроил презрительную мину.
4
Косей был прав. Мне нечего было делать на турнире. Но не из-за моей паршивой игры в шахматы. Два дня спустя не я, а он подошел ко мне.
— Все устроено.
— Меня перевели в другую камеру вчера, — сказал я.
— Это неважно. Тебя будут выводить днем. С прогулочного двора в субботу. Точно в три часа, запомни.
Я почувствовал холодок внизу живота.
— Как мне действовать?
— Ты когда-нибудь видел, как вешают иллюминацию на Рождество? — спросил Косей, но тут же с досадой прищелкнул пальцами.
— Черт, я забыл, — конечно, нет. В общем, есть такая машина с подъемником — вроде длинной складной руки с платформой. Для поднятия электриков.
— А, я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал я. — Я видел их в аэропорту в Иоганнесбурге у больших самолетов. Их там называют «сборщики вишен».
— Да? — спросил он с интересом. — Это здорово. В общем, та штука в субботу опустится по эту сторону стены. Я покажу тебе, где стоять, и когда она поравняется с тобой, быстро прыгай в нее. Там будет парень, он поможет тебе. И ты в два счета окажешься за стеной.