Я спокойно расслышал объявление, что мы отправляемся через пять минут. И почему-то все разобрал в иностранном языке. Я загодя подошел к своему вагону и увидел, что проводник на этот раз совершенно спокоен и даже улыбается. Климат, что ли, влияет? Я вспомнил, что попутчика моего я давно лишился – он перешел в брюссельский вагон и едет теперь в другую сторону. Я порадовался, что наш вагон теперь почти пуст: две молодые женщины с маленькими детьми, видимо, семьи дипломатов, и немец с портфелем и в очках, неизвестно когда и как затесавшийся в наш вагон,- стоит всё время в коридоре, сопит и смотрит в окно.
Поехали! Вот платформа кончилась, мелькнули городские кварталы… Это Германия или Швейцария? Или это Франция мелькнула? Как же это всё близко! Поехали… Как славно, что мы с Симоном затеяли это путешествие! Как славно, что через несколько часов я увижу его! Как великолепно находиться в этом чудесном поезде, к которому я так привык и с которым жаль будет расставаться!
Базель – Берн
Часто-часто пошли туннели. Вряд ли можно так выразиться, однако
АЛЬПЫ УЖЕ НЕ ЗА ГОРАМИ! Мы мчим по федерации самых древних (по
Рождестве Христовом) демократий.
Швейцария. К этой стране у нас какое-то особое отношение. В нашем сознании именно Швейцария – прямая противоположность нам.
Не Австралия, где ходят головой вниз, а Швейцария. “Le cote de l’anvers”, как говорят французы,- изнанка. Вернее (нам так кажется) – это мы изнанка, а они – один сплошной фасад. Ну вот, что ни назови, всё у них наоборот!
Они маленькие, мы большие – это в смысле пространства, расстояний.
У них (в принципе) – чисто. У нас как-то в принципе грязно.
У них гористо. У нас (в принципе) – просторно и плоско.
Они богатые. Мы (в принципе) бедные.
Нас как-то (в принципе) все время лихорадит, у них (в принципе) порядок и давно все устоялось.
У нас все время жутко весело. У них (в принципе) мирно и скучно.
У нас много-много национальностей и есть (по крайней мере подразумевается) пятая графа в паспорте, но один государственный язык и неразрешимая проблема – как сочетать его с родным языком в автономиях. У них все швейцарцы, но ТРИ или даже ЧЕТЫРЕ государственных языка.
Вспоминается замечательная интонация Романа Карцева в одном из скетчей Миши Жванецкого: быстро-быстро повторять: “Как это? Как это? Как это?” Ну действительно: “Как это? Как это? Как это?”
А вот так! Так случилось!
Швейцария для нас – это как “тот свет”, как загробная жизнь, как утренний сон под праздник, который, по пословице, никогда не сбывается.
Я еду по Швейцарии. Что я знаю об этой стран? Вильгельм Телль…
Ой, не надо, дежурное блюдо. Это всегда, только произнесут слово
“Швейцария”, и сразу перед глазами Вильгельм Телль с его сыном и яблоком, и океанской бурей на маленьком озере, и невероятной и гордой смелостью… Всё это так, всё прекрасно, но уж слишком…
Общеизвестно, что ли? А знаете, почему возникают всегда одни и те же ассоциации? Да потому, что мало, почти ничего не знаем об этой стране!
Швейцария. Страна гор и банков. Долин и богатства. Труда и чистого воздуха. Отдыха и тайных вкладов. Свободы и строгого порядка. Страна, умудрившаяся сохранить нейтралитет даже во время чудовищных мировых войн. Это как же так? Почти раздавленная между двумя фашистскими государствами (от столицы до Германии километров триста, не больше – мы сейчас как раз и отмериваем этот путь). Рядом с аннексированной Австрией, вплотную с оккупированной и наполовину фашизированной Францией – и нейтралитет? Грандиозно! При столь малых размерах? При пятидесяти процентах населения, говорящего на немецком? При целом кантоне, говорящем на итальянском и примыкающем к Италии?
Потрясающе!.. Или тут какое-то лукавство? Некая условность… маска, надетая на подлинное лицо?
Позже, через годы, возникли какие-то глухие, но грандиозные обвинения. Это тут, в швейцарских банках, оприходовали несусветные советские партийные миллионы и тонны золота. И что ни обвинение в космических кражах новых российских властителей, то упоминание о швейцарских банках. А вот и “еврейское золото”, награбленное фашистскими убийцами, сорванное с рук, вырванное изо ртов, спрессованное в благородные слитки, обращенное в мировую валюту,- и его приголубили просторные подвалы могучих банков “абсолютно нейтральной” страны?
Обычным гражданам приальпийской конфедерации недосуг раздумывать, а тем более болтать на столь щекотливые темы. Они заняты своими делами, и у них свои трудности. Но не все таковы!
Есть, к примеру, Дюрренматт… и есть Макс Фриш… выдающиеся, имеющие мировой авторитет писатели. Их ирония, переходящая в скепсис, порой взрывающаяся криком отчаяния,- вот какие голоса доносятся порой из кристальной, благополучной Швейцарии.
И мой приятель журналист Б., и мой друг адвокат Ш. – оба коренные швейцарцы – кривят рты и опускают глаза, когда я пускаюсь в восторженные комплименты идеальному устройству жизни на этой земле возле обширного Женевского озера – Леман и бездонных озер в краю “четырех кантонов”, гражданином одного из которых стал человек-дьявол Николай Ставрогин, то ли порожденный фантазией Достоевского, то ли выхваченный им из жизни.
Интересно, что не только ужасный Ставрогин, но и ангельский князь Лев Николаевич Мышкин являются в Россию по воле
Достоевского именно из Швейцарии.
“Я приближался к месту моего назначения”. Это, конечно, цитата из классики, но я действительно приближался к месту моего назначения. Опыт научил, что неплодотворно и опасно упереть даже небольшой кусок своей жизни в одну точку. Сказать себе: вот дойду туда – и тогда всё, вот доплыву до того камня… вот сыграю эту премьеру… вот кончу фильм… вот добьюсь этой женщины…
И тогда! Что тогда?..
Вот добегу первым до ленточки! Жажда рекорда! Победить прежнее достижение – чужое! Чтобы все видели. А в виде тренировки ежедневно ставить маленькие личные рекорды. Сегодня чуть больше, чем вчера – ощутимый прогресс. А если сил не хватает, можно бесконечно варьировать виды соревнований и выдумывать новые.
Теперь-то я знаю, что самая великая тщета – суета – это Книга рекордов Гиннесса. Сделать так, чтобы весь мир… и сразу… У
Камю в “Чуме” есть персонаж, который все собирается написать книгу, но никак не начнет. Не может начать, потому что все ищет фразу, от которой ВСЕ, абсолютно ВСЕ разведут руками… и…
Chapeaux a bas! – ШАПКИ ДОЛОЙ! Вот это и есть формула дилетантизма. Мастерами так не становятся.
Вспоминаю мимолетный, но не канувший в забвение разговор с
Георгием Александровичем Товстоноговым. (За двадцать лет совместной и очень тесной работы не так уж много было у нас доверительных разговоров один на один. Тем важнее ВСЕ их вспомнить, что я и сделаю в дальнейшем ходе этих записок.) На гастролях, если не ошибаюсь, в Кишиневе, поздним вечером вышли покурить под деревья возле гостиницы. Говорили про конец сезона, про начало будущего. Г. А. вдруг спросил: “Скажите, а вот вы про себя – торопите время? Есть такая мысль – скорее бы! Хорошо, если бы не было этих двух месяцев, а уже премьера?” “Конечно! – сказал я.- Жутко интересно, что у нас получится и как это поймут и примут”. “Мне тоже.- Потом несколько раз затянулся сигаретой и продолжил: – Но теперь я стал ценить ожидание. Знаете, теперь я думаю, что не надо гнать дни к собственной цели”.
Хочется думать, что Георгий Александрович развил в себе это умение, хотя по натуре – совершенно очевидно – он был рекордсменом, человеком, стремящимся к финишу. А что касается меня… Следуя своему характеру, я проповедовал и внушал себе одно, а делал порой прямо противоположное.