Через какое-то время Володя и Алексей приехали в приграничный городок Ахтырка. В типичной части города, состоящей только из частных домов, разделённых узкими дорогами-улицами, машина въехала во двор большого деревянного, с крыльцом и пристройками, дома. Володя закрыл железные ворота и пошёл к хозяевам, оставив Алексея со словами: «Всё, мы дома». Вечер, тёплый украинский вечер, шелковичное дерево с нападавшими наземь ягодами, огоньки окон и фонарей, звёзды, цикады и полная гармония сфер. Конец страданиям. Завтра же в путь. На Запад, на Запад, на Запад.
Открылась дверь, оранжевый свет лёг на крыльцо, Володя позвал внутрь. Хозяевами совершенно дачной обстановки оказались два парня, моложе Алексея, а на столе стоял приготовленный ужин и бутылка коньяку, купленная вчера в прошлой жизни на Ленинском проспекте.
Выпили, познакомились. «Семён, Владимир» - представились ребята. Семён взял гитару, незатейливо перебирал струны, а песня брала за душу:
Расцвели над Киевом каштаны,
И моя причёска расцвела на воле.
- В этом доме ты в полной безопасности, - сказал Семён. – Здесь проведём несколько дней, потом поедем дальше.
- Володя, почему не завтра?
- А с чем поедешь, паспорт ещё не готов.
- Не бойся, мы в курсе всего, - успокоил новый знакомый Владимир, впоследствии оказавшийся залихватским, бесшабашным, но надёжным пацаном Вовкой.
Вот и вернулся Алексей на землю. Это же правда, только под бешеным эмоциональным натиском Алексея Володя согласился двинуться в путь раньше времени, предлагая пересидеть у него в деревне, пока не сделают загранпаспорт. А когда Алексей сказал, что нет, нет и нет, что это не путь, а конец пути, - Володя молча направил машину из Москвы в сторону Звенигорода. Алексей подумал, что это и есть немедленный побег, но остановились в деревне Горки у крайней избы.
- Здесь нам скажут, что можно, чего нельзя.
На стук дверь открыла женщина, далеко не молодая, но с переливающимися васильковыми огнями глазами.
- Проходите – сказала она и ушла в комнату. Что-то проговорив у икон, вернулась и тут только посмотрела на Алексея.
- Ой! – воскликнула она, - да это же граф Монте-Кристо! Проходите, проходите! Что вы хотите?
- Нам бы ответ на вопрос, можно ли в путь, - мягко сказал Володя.
За столом у низкого деревенского окна на чистой скатерти женщина разложила карты, что-то объясняла, над чем-то думала, прислушиваясь к себе, потом сказала: в путь можно, но ещё рано, нужна какая-то важная бумага, без которой будут большие проблемы, лучше подождать.
- Да, мы знаем, - сказал Володя, - но вопрос другой: можно или нельзя в путь.
- Можно, - ответила женщина, - это ваше время.
- Скажите, пожалуйста, - спросил Алексей, - есть для меня где-нибудь безопасное место?
Изучив карты, женщина сказала: нет.
Взгляд её изменился, глаза перестали переливаться васильковыми искрами.
- Всё, - больше ничего не могу сказать, или это будет неправда. – Храни Вас Бог. Я буду за Вас молиться.
Конечно, Алексей подозревал Володю в подготовке этой встречи, но, похоже, напрасно.
- Если бы нам сказали, что в путь нельзя, - говорил Володя, - то я бы отказался. Проверенно многократно: Вера Петровна не ошибается.
Не ошиблась она и относительно проблем. Отсутствие этой самой бумаги стремительно бросило Алексея в поток опасных приключений и понесло по течению. Тогда Алексей ещё не знал, что его ждёт, но уже на следующее утро, когда Володя уехал в Москву, почувствовал головокружительное беспокойство, которое усилилось после того, как стало известно, что дом напротив снимают сотрудники прокуратуры. Земля под ногами опять начинала гореть. Нужно быть в движении, сидеть на одном месте хуже всего. Украина, особенно приграничная, - страна ментов и стукачей, привлекать к себе внимание нельзя. Одна радость – есть деньги. За пятнадцать тысяч долларов здесь можно избежать многих неприятностей; впрочем, как и нажить их. Один знакомый Алексея, работая в Москве, поехал на выходные домой в Запорожье, взяв с собой десять тысяч долларов, за что в украинском аэропорту был арестован и провёл полгода в тюрьме. В общем, расслабляться не приходилось. Новые знакомые были настроены иначе, никуда не спешили и радовались жизни, в Ахтырке у них были девушки, знакомые, какие-то дела с вторсырьём, но, впрочем, ничего серьёзного, и дневные выезды в лес, на озеро, вечерние пиры с заказом по телефону шампанского с ананасами привлекали и развлекали их вполне. Уже на третий день за стареньким голубым жигулём Семёна стала пристраиваться в некотором отдалении белая шестёрка. Алексей зашел в парикмахерскую, постригся как все, купил шлёпанцы, дешёвые шорты и рубашку и внешне перестал отличаться от основной массы населения, но оставаться в Ахтырке было нельзя. На факт появившейся слежки Вовка и Семён отреагировали беспечно и благодушно.
- Да, ясно – новый человек появился в городе, мало ли что, вот и решили поездить, посмотреть.
И тогда Алексей начал тратить деньги. За аванс и выплату по результату Алексея не должны были оставлять одного, по возможности, никогда и нигде. Ребята зашевелились. Выяснилась прозаическая подробность – у них нет денег на новую резину, а на старой – не факт, что до Киева доедешь. Вероятно, информация, которой владели новые знакомые, была ограниченной, тем более, что, уезжая, Володя попросил никому денег не давать, потому что у него с ними свои расчёты. С такими рассчётами загреметь под фанфары была пара пустяков. Зашли в гости хлопцы, с которыми пересекали гарницу. Получив по сто долларов в подарок, недоверчиво спрашивали, за что, и сказали, что всю акцию с Павловым провели за пятьдесят долларов. Дико, но месячная зарплата украинского крестьянина на тот период составляла тридцать долларов, то есть доллар в день. Семён был посерьёзнее своего друга и, получив деньги, тут же организовал отъезд из Ахтырки.
Только во время переездов Алексей обретал душевное равновесие, и то относительное, – первая же проверка документов – и последствия непредсказуемы. Семён, правда, снабдил Алексея паспортом кого-то из знакомых, похожего на Алексея, а потом и другим с переклеенной фотографией, но всё это была филькина грамота, потому что на украинца Алексей не был похож никак. В случае проверки Алексей собирался воспользоваться именно фальшивым документом, но благодаря удаче, делать этого не пришлось. Месяц спустя Киевская братва на стрелке, решая разные вопросы, среди которых значился и вопрос Алексея Павлова, быстро определила грубые недочёты этого документа и, к счастью, он тут же на безлюдной улице и был сожжён, ибо парняги сильно забеспокоились, что не ровен час, обыватели стуканут, что на улице собрание, понаедут менты или «Беркут» и заметут Алексея по липовой ксиве.
Из Ахтырки поехали в какой-то санаторий на Днепре, вода в котором была холодная, глинисто-жёлтая, теченье стремительное. Глядеть на эту воду было неприятно, хотелось чистых ручьёв, озёр, не говоря о море. Опять водка с какими-то кумовьями Семёна, общественная столовая с грязными тарелками и безвкусной жратвой и, наконец, отъезд в Киев – город предстоящих метаний и надежд.
Человек, вышедший из российской тюрьмы, не может смотреть равнодушно на милиционера. Первое рефлекторное желание – замочить гада, второе – уйти подальше от греха, третье – не видеть вовсе. Всё это смешивается в одно неприятное чувство, и не заметить этой реакции нельзя. Поэтому Алексей опасался встречи с ментами, обходя их за километр, а в Киеве этого добра хватало. На окраине города, в спальном районе, в одной из многоэтажек, Семён с Вовкой привели Алексея в офис к шефу. Офис являл собой обычную трёхкомнатную квартиру, в которой жил завхоз и были постоянно две секретарши. На кухне обычно присутствовала братва, распивая бутылочку водки. Фирма занималась сбором и продажей металлолома, Иван Михайлович, шеф, на вид был мужчина солидный, животастый, по-украински неопрятный, сопровождаемый дородной любовницей Клавдией Васильевной.
- Я хочу поднять тост за любовъ, - сказал Иван Михайлович на вечернем застолье после знакомства с Алексеем. - Любовъ – это самое главное в жизни. Я так считаю.