Как видим, даже перед своими союзниками по агрессии японское правительство предпочитало лицемерить. Можно справедливо упрекать США за то, что они потворствовали японской экспансии, оттягивая момент решительной конфронтации с Японией, что они до последнего дня тешили себя мыслью, будто их минет чаша войны, но нет никаких оснований полагать, что Соединенные Штаты (так же, впрочем, как Англия или Советский Союз) намеревались напасть на Японию. Тем не менее и в наши дни в сочинениях современных японских и даже некоторых американских авторов можно встретить версию, которая в свое время прозвучала в выступлении Тодзио на процессе военных преступников в Токио: война Японии с США была чисто оборонительной. В частности, в недавно изданной в Англии «Истории XX столетия», собранной из статей историков разных стран, эта версия следующим образом сформулирована Масами Табата: «Основным фактором, заставившим Японию начать враждебные действия против Америки, Голландии и Великобритании, была так называемая нота Хэлла... теперь ни для кого не секрет, что война была решена нотой Хэлла».
Разумеется, нота Хэлла не содержала угрозы существованию Японии. Она не была ультиматумом, а правительство США и после продолжало вести переговоры с Японией. Но как бы ни расценивать ее саму по себе, нельзя забывать, что за несколько часов до ее вручения японские авианосцы уже взяли курс на Гавайи. Впрочем, в ноябрьские дни 1941 г. никто в японской верхушке всерьез не думал об оправданиях перед потомством. Иное дело — после войны, когда даже император заявил главному обвинителю США на процессе военных преступников в Токио, будто не подозревал о том, что будет совершено нападение на Перл-Харбор. В действительности же императору сообщили о дне начала войны, и лишь после этого эскадре, шедшей к Гавайям, была послана телеграмма «Взбирайтесь на гору Ниитака», подтверждавшая предыдущий приказ.
Глава III. Первое утро войны
Судя по японским источникам, император принял решение о начале военных действий против США, Великобритании и Голландии 1 декабря 1941 г. в 4 часа дня.
Несмотря на то что это действие было скорее ритуальной игрой, нежели актом, что-то решавшим, тем не менее слова «война» или «объявление войны» в указе не фигурировали.
Присутствовали при историческом подписании начальник Генерального штаба Сугияма и начальник Морского Генерального штаба Нагано. Они тут же передали соответствующие указания нижестоящим армейским и морским штабам без упоминания дня начала войны, хотя предполагали, что это случится 8 декабря.
Важно отметить то, что обычно выпадает из работ, посвященных войне на Тихом океане: в указе императора говорилось, что в случае, если «японские соединения и части подвергнутся нападению до дня X, они должны немедленно открыть военные действия». Приказ начальников штабов соответственно требовал уничтожать самолеты противника в случае попытки совершать разведывательные полеты над важными пунктами сосредоточения японских сухопутных войск и базами кораблей японского флота.
А так как концентрация японских войск в исходных местах наступления началась задолго до императорского эдикта, то этот пункт приказа означал фактическое начало войны, если считать таковой сознательное уничтожение вражеской боевой силы и техники.
2 декабря начальники Генеральных штабов окончательно согласовали начало боевых действий — 8 декабря. При выборе этого учли то, что наиболее благоприятным моментом для нападения с воздуха во взаимодействии с кораблями будет двадцатая ночь с момента последнего полнолуния. К тому же 8 декабря выпадало на воскресенье, а в выходной день бдительность обязательно снижается и часть ключевых фигур в командовании противника покидают свои части или корабли.
Здесь уместно вспомнить о том, что комкор Жуков начал свое наступление на реке Халхин-Гол именно в воскресенье, когда многие японские офицеры и генералы отъехали на выходной день в городок в ста километрах от места боев.
Командование японской армии и флота всю последнюю неделю находилось в крайне нервном состоянии, что можно проследить по японским источникам. В Токио полагали, что если Англия и США догадаются о решении начать войну, все погибло — перенести начало удара там уже не могли. Нетрудно предположить, что любая неожиданность воспринималась в Ставке как провал.
Неожиданно из Штаба экспедиционных войск в Китае пришла телеграмма о том, что разбился транспортный самолет, на борту которого находился майор Сугисака, который вез приказ о начале войны командующему 23-й армией. Самолет упал на контролируемой китайцами местности в районе Кантона.
В Генеральном штабе началась паника. Главное, что желали там узнать: сгорел ли самолет и сгорел ли вместе с ним документ? Туда было послано несколько разведывательных самолетов и готовили группу парашютистов — но катастрофа произошла в горах и далеко от линии фронта. Спуститься к обломкам самолета не удавалось. Тем более что его окружила толпа китайских солдат.
Если документ попадет в Чунцин, в ставку Чан Кайши — все пропало!
Пока томились ожиданием, попал ли приказ в руки китайцев, из Таиланда морской атташе сообщил, что в местной прессе опубликована телеграмма о вторжении японских войск в Таиланд 4 декабря.
Из Нидерландской Индии телеграфировали, что там введено чрезвычайное положение. Почему?
Из Сиамского залива шли сообщения о разведывательных судах неизвестной принадлежности.
Корабли эскадры Нагумо начали подзаправку в открытом море. Погода улучшилась, волнение спало. Японские газеты вышли под большими заголовками: «Япония возобновляет попытки достичь соглашения с США».
Как уже отмечалось, значительная доля ответственности за то, что нападение японцев на Перл-Харбор застало американский флот врасплох, лежит на тех, кто отвечал за оборону страны. В том, что Перл-Харбор не встретил японские самолеты в полной готовности, виноваты и руководители США, которые продолжали убеждать себя и флот в том, что Япония не решится напасть на Перл-Харбор, и командование базы, которое разделяло эту удобную точку зрения. Даже сообщение американской разведки о том, что она «потеряла» шесть японских авианосцев, никого не встревожило. Наконец, 2 декабря японский консул в Гонолулу получил телеграмму из Токио, в которой требовались такие подробности о пребывании в порту кораблей и средствах его обороны, что любому стало бы ясно — нападение будет произведено именно на Перл-Харбор. Телеграмма была отправлена на дешифровку в Вашингтон и отложена ждать очереди — ведь речь в ней шла о Гавайях, а Гавайям, как считали в американской столице, ничего не угрожало.
6 декабря, когда японский флот с потушенными огнями, храня радиомолчание, приближался к Гавайским островам, в Вашингтоне было получено сообщение из Лондона. В нем говорилось, что 35 японских транспортов, 8 крейсеров и 20 эсминцев сопровождения направляются к Малаккскому полуострову. Это могло означать лишь одно: японцы решили нанести удар по Сингапуру. И когда на ежедневном совещании морской министр Ф. Нокс задал вопрос: «Не собираются ли японцы ударить по нам?", контр-адмирал К. Тэрнер от имени командования флота ответил: «Нет, господин секретарь. Они ударят по англичанам. Они еще не готовы напасть на нас». Ни один человек не возразил адмиралу.
В субботу вечером в официальных учреждениях Вашингтона наступило предвоскресное затишье. Зато в японском посольстве кипела жизнь. Там переводили на английский полученный из Токио меморандум, который следовало вручить госсекретарю в 13 час. следующего дня. Посольские работники не подозревали, что на этот час назначено нападение на Перл-Харбор.
В отличие от Гонолулу, в Сингапуре была объявлена тревога. Сведения о том, что громадный караван транспортов движется к берегам Малайи, распространились по крепости и городу. Настороженно глядели орудия могучих «Рипалза» и «Принца Уэльского», изготовились пушки береговой обороны. В Токио тоже царила тревога. Генералы стояли перед картами, на которых были нанесены точки — корабли и эскадры. Поступили сведения, что караван, идущий к Малайе, замечен английским самолетом-разведчиком. Самолет сбит. Успел ли он сообщить об увиденном? Но главное — эскадра, идущая к Перл-Харбору. Что означает молчание американцев? Может быть, флот уже замечен и движется к ловушке?