Ночь на 9 августа во всей Маньчжурии выдалась дождливая и холодная. Облака низко висели над страной. Когда министру иностранных дел старику Того сообщили о том, что СССР объявил Японии войну, тот в первый момент не поверил. Этого быть не может. Это конец империи.
Дождливым утром начался артиллерийский обстрел японских позиций у Хунчуня, прервалась связь сразу с несколькими пограничными заставами.
Командующий Маньчжурским фронтом генерал Кита издал приказ "отбить все атаки противника и уничтожить вторгшегося противника".
Японская Ставка хранила молчание. Командующий японскими войсками на Сахалине генерал-лейтенант Минэки узнал о начале войны из сообщения американского радио. Лишь 10 августа появился приказ Ставки о начале боевых действий по всему фронту. И лишь 14 августа Ставка, окончательно очнувшись, приказала Китайскому фронту сделать все для помощи северному соседу и "быстро перебросить на маньчжурско-советский фронт одну армию".
Когда появился первый приказ Ставки, план Василевского уже действовал. Двумя колоннами 6-я гвардейская танковая армия вырвалась через горы, трудными перевалами на маньчжурскую долину. Южнее кавалерийский корпус Плиева пересекал пустыню Гоби, откуда также никто не ожидал удара.
Танковая армия мчалась по тылам японцев слишком быстро, она обогнала тылы настолько, что танки остановились в открытой степи без топлива. Но командующие советскими армиями были опытными, привыкшими ко всему профессионалами. Вместо того чтобы ждать, пока подтянутся остальные части, Малиновский собрал всю транспортную авиацию фронта, загрузил самолеты топливом и отправил 400 машин в степь. Через несколько часов танки двинулись дальше.
Более тяжелая задача стояла перед 1-м Дальневосточным фронтом, которому пришлось штурмовать долговременные линии обороны, возведенные вдоль горного хребта. Однако и здесь помог опыт.
В то время как началась артиллерийская подготовка на одних участках фронта, на других продолжалось затишье, которое убедило защищавшие эти участки части в том, что основной удар наносится по соседям.
Но в то время под дождем, в тумане на горы карабкались штурмовые группы, которые внезапно напали на японские позиции, и уже к вечеру 9 августа 5-я армия генерал-полковника Крылова прорвалась в долину и через два дня достигла реки Муленг.
16 августа войска Малиновского уже подходили к Харбину.
На степных просторах танки неслись вперед как гоночные автомобили. Авиация в течение трех дней фактически полностью очистила небо от японских самолетов, и тут в дело вступили десантники. Подразделения десантников опускались в далеком тылу, захватывали и удерживали аэродромы.
Когда бежавший из Чанчуня император Маньчжоу-Го Пу И добрался 16 августа на машинах до Мукдена, там был подготовлен самолет, чтобы переправить императора в Японию. Но у самолета его уже ждали советские десантники.
Фактически Квантунская армия была разгромлена Василевским за неделю. Здесь не место анализировать причины столь стремительного поражения, но помимо перечисленных ранее факторов сыграла роль внутренняя обреченность войск, которое пронизало армию от солдата до командующего. Солдаты и унтер-офицер отчаянно сопротивлялись, укрывшись в своих окопах. Но если на островах американцам приходилось штурмовать каждую нору, то у советских войск было преимущество - простор и возможность его использовать. В первый день войскам 2-го Дальневосточного фронта не удалось взять Хайлар. Но 36-я армия обтекла город и пошла дальше, спокойно оставив Хайлар и его гарнизоны в своем тылу.
Военный министр Анами сразу же после заседания Совета министров выступил перед офицерами Генерального штаба и сообщил им о принятом решении, добавив, что подчиняется воле императора и ничего сделать уже нельзя. Однако полковники, собравшиеся в бункере, зная истинные чувства своего министра, отлично понимали, что наступила их очередь действовать. Один из адъютантов Анами, подполковник Macao, спросил своего шефа, следует ли послать войскам приказ продолжать сопротивление, в первую очередь против частей Красной Армии в Маньчжурии. "Разумеется", - ответил Анами.
Вечером экстремистски настроенные офицеры, близкие к Анами и действовавшие с его молчаливого согласия, вышли на улицы Токио. По городу загремели взрывы. План заговорщиков заключался в том, чтобы вызвать в столице беспорядки и, введя военное положение в столице, дать возможность армии разделаться с пораженцами. Но ничего не получилось - жители Токио настолько привыкли к бомбежкам, что никто из них попросту не обратил внимания на разрывы гранат.
12 августа пришел ответ союзных держав. В ней указывалось, что "с момента капитуляции власть императора и японского правительства будет подчинена верховному главнокомандующему союзных держав...". О сохранении власти императора в заявлении не говорилось, хотя слова "форма правительства будет установлена свободно выраженной волей японского народа" такую возможность не исключали.
Толкование текста заявления как попытки лишить Японию ее императора дало Анами и другим генералам еще одну возможность продлить войну. К этому времени сведения о близкой капитуляции достигли японских войск в разных частях империи, и реакция командования на местах была единодушной: "Никакой капитуляции! Война продолжается!" Ободренные этой поддержкой, Анами и начальник Генерального штаба разослали 12 августа приказ по армии: "Ввиду того что радиопередача (ответ союзников. - И. М.) противоречит подлинным стремлениям армии отстоять национальный государственный строй, армия решительно отвергает этот ответ... В этих условиях все армии должны выполнить свой долг".
На заседании Совета министров 12 августа мнения вновь разделились, причем на этот раз к генералам неожиданно примкнул и сам Судзуки. "Если нам будет навязано разоружение, - сказал он, - то придется сражаться до конца". Перспективы мира вновь потускнели. Но тем временем советские войска, взяв в клещи основные силы Квантунской армии, вышли в долины Маньчжурии и устремились к Мукдену и Харбину. Квантунская армия, изъявляя полную готовность сражаться, сражаться уже не могла, а ее солдат и офицеров охватывала все растущая паника.
13 августа на заседании Совета министров было зачитано совместное коммюнике японских армий, в котором говорилось, что война будет продолжаться, несмотря на все трудности и потери. Гражданские министры еле успели остановить военных от попытки передать это коммюнике по радио. Вечером того же дня сообщения из Кореи и с Сахалина, а также сведения о том, что советские части ведут высадку на Курильские острова и появились уже у северных берегов Японии, вызвали в правительстве новую волну паники. Анами попросил еще два дня отсрочки, чтобы уладить положение в армии. "Прошу прощения, - ответил вновь изменивший свою позицию Судзуки, - но сегодня - последний день, когда мы еще можем использовать возможность мира и сохранить империю. Если мы протянем еще два дня, русские займут не только Маньчжурию, Корею и Сахалин, но и Хоккайдо. Это будет фатальным ударом. Надо согласиться сейчас, пока мы можем вести переговоры, в основном с Соединенными Штатами".
Отчаянный последний бунт офицеров начался 14 августа. Им удалось обманом поднять одну из дивизий, блокировать императорский дворец, захватить здание Совета министров и радиостанцию, однако не удалось найти главное, за чем они охотились, - запись речи императора, которая была сделана днем и в которой тот объявлял о безоговорочной капитуляции. В то время как пулеметчики держали под прицелом окна императорских покоев, а их соратники добивали командира 1-й гвардейской дивизии генерала Мори, отказавшегося примкнуть к путчистам, отряды офицеров разыскивали запись, а заодно и объявленных ими предателями министров. Но Судзуки, к своему счастью, в тот вечер уехал за город, а председателю Тайного совета Хирануме удалось спрятаться в канаве за своим домом. К следующему утру мятежные офицеры убедились, что генералы и армия в целом не решились присоединиться к ним. Солдаты, узнавшие о том, что их обманули, попросту покинули заговорщиков. Утром 15 августа, когда по токийскому радио было уже объявлено, что в полдень император выступит с речью, руководители заговора вышли на поляну перед императорским дворцом и стали раздавать зевакам листовки с призывом воспротивиться капитуляции. Прохожие брали листовки и ждали, что будет дальше. Сначала один из офицеров, встав на колени, застрелился. Затем второй сделал себе харакири. Умирая перед дворцом императора, власть которого они хотели спасти, японские офицеры не знали, что Анами также уже сделал себе харакири и его адъютант добил его, когда генерал не смог умереть от раны. Утром кончил жизнь самоубийством командующий токийским гарнизоном, известный своей жестокостью шеф "кэмпейтай" Квантунской армии генерал Танака. Эпидемия самоубийств продолжалась и после капитуляции. Принял яд принц Коноэ, предпочтя смерть публичному суду. Пытался убить себя и Тодзио, но пуля прошла рядом с сердцем, и его удалось спасти для того, чтобы повесить через год по приговору трибунала. Но большинство генералов согласились на все - разжалование, суд, позор - они хотели жить.