Следующие дни тянутся медленно, как кисель. Девушке всегда так кажется, однако, не успеет она опомниться, как в одно мгновение пролетит ещё один век. И не будет ни сожаления о проведённом в пустую времени, ни грусти по поводу того, что могло бы быть. Лишь безразличие, лишь пустота. Это - её судьба, которую она когда-то выбрала для себя добровольно. А потому она готова и дальше нести это бремя.
Но вот наступает очередная тёмная ночь, которая внезапно разбавляется яркими красками нахлынувшего тепла и пришедшего навестить её незнакомца, который будоражит неживую кровь в мёртвых венах. В руках у него - букет алых роз. На лице - счастливая, но какая-то искусственная улыбка.
Эта ночь кажется Ребекке волшебной. Впервые она так остро ощущает всё происходящее. Вот ночной ветер лаского касается её чёрных волос, вот тёплые губы касаются её, а вот ледяную кожу опаляет невыносимый жар.
Незнакомец приходит ещё несколько раз. Они почти не разговаривают, а потому лишь на третий день она узнают, что его, симпатичного шатена с ярко-зелёными живыми глазами, зовут Жерар и он вроде бы влюбился в неё с первого взгляда. И девушка верит. Понимает, что зря, предчувствует беду, но продолжает плавиться в горячих руках, пытаясь раствориться во времени и превратить эти мгновения в вечность.
Близится неделя со дня их знакомства. Наступает воскресенье. Она уже знает, что будет беда. Её сердце уже разрывается от новых пока не проявивших себя ран, нанесённых поверх только-только зарубцевавшихся старых. Однако она не сожалеет и почти с распростёртыми объятиями встречает незваных гостей.
Факела, ножи, вилы - вот, первое что она видит. Ах да, ещё людские силуэты, которые против воли вызывают лишь отвращение. Во главе толпы - Жерар. Пожалуй, ещё не её возлюбленный, но он вполне мог бы им стать, разморозив её неживое сердце. От этого осознания девушку начинают душить слёзы. Но мёртвые не умеют плакать, поэтому безжизненные серые глаза так и остаются сухими.
Вторжение в её владения ещё не началось, но она уже знает его исход. Не будет на этом свете больше этих людей, какова бы ни была причина их поступка. Их души будут долго скитаться по этой земле, прежде чем отправиться на суд к Создателю, а неживые тела вскоре заживут собственной жизнью, подчиняясь воле принятой Смертью.
Лишь они пересекают черту старого кладбища, серые глаза затягиваются туманной поволокой, которая утягивает остатки разума куда-то далеко-далеко, давая волю инстинктам мёртвого тела. Из своего уголка Ребекка слышит предсмертные крики людей, чувствует тепло живой алой крови на языке и губах, ощущает, как её жертвы перестают дышать. И нет ни боли, ни сожаления. Мёртвые ведь не умеют сострадать, верно?
Разум к служительнице Смерти возвращается лишь через некоторое время. Сквозь полуопущенные веки жница равнодушно смотрит на залитое кровью кладбище. Робкую девушку, которой она когда-то была, вид множества изувеченных тел с вырванными кусками сочного мяса мог бы даже испугать, но мёртвой оказалось всё равно. И даже почивший Жерар, из которого ушли последнии капли жизни, больше не трогает её каменное сердце.
А ведь из них выйдут прекрасные восставшие. Пусть неразумные, но всё же друзья, которые будут служить рядом. Очень хорошо, замечательно, этого Ребекка и хотела.
Ветер нещадно треплет длинные чёрные волосы. Если бы он только знал, что она всё ещё немного живая, делал бы это аккуратнее. Из-за пушистых чёрных облаков тёмной ночью показывается пошедшая на спад луна, которая дарит мёртвой своим серебристым светом безмятежное спокойствие. Если бы Ребекка могла ощущать запахи, непременно бы почувствовала аромат некогда любимых цветов, которыми порос весь погост. Запах неповторимой красоты кладбищенских цветов, которыми пахнет и она сама.
Девушка опускает глаза и с удивлением отмечает испачканные в крови ладони. Она не ожидала, что убивать будет так легко. Быстро вытерев руки о платье, но по-прежнему ощущая на ледяной коже неприятную липкость, принятая Смертью оборачивается через плечо и смотрит прямо на Жерара. Ей хочется в последний раз коснуться его, а, поскольку все принципы после смерти растворились в небытие, она так и делает. Мёртвая не удерживается и от того, чтобы в последний раз коснуться холодных губ своими, пачкая чистую кожу почти возлюбленного в чужой крови, прежде чем наконец начать безжалостное превращение убитых ею в неживых слуг.
Размяв тонкие пальцы так, что послышался хруст старых костей, жница шепчет всего несколько слов, обращённых к тьме, ночи и самой Смерти, и складывает ладони в странные фигуры. Вокруг сгущается тьма. Кажется, её почти можно почувствовать кожей, вдохнуть и даже попробовать на вкус, если бы мёртвые так умели.