— При недостаточно здоровом сердце может последовать смерть.
— В какой промежуток времени?
— Через час, другой.
— A-а, приготовьте аппарат.
Лаборатория А-4. Инженер Левенстен приготовляет аппарат. Посреди комнаты большой шкаф из иллюминаторного стекла с герметически закрывающейся дверью. Три каучуковых трубки ведут от высокого баллона и раскрывают один большой зев в виде граммофонной трубы в шкафу… В шкаф ставят низкое деревянное кресло. Укрепляют прочно на винте.
— Введите пациента.
У несчастного Смита жалкий вид. Никогда в жизни не был так пьян старый смотритель. Он совершенно не соображает, что с ним делают. Пытается вырваться, но через минуту уже крепко привязан к креслу. Герметически закрывается дверь.
— Попросите мистера Фаренгайта.
— Разрешите приступить.
Инженер, с секундомером в руках, начинает медленно нагнетать газ из баллона.
2 минуты 36 секунд. Старик подымает голову и глазами, еще бессмысленными, озирается. 3 минуты 27 секунд. Он пришел в себя. Где он, что с ним? Он испуганно, дико смотрит на директора. Да, да, здорово напоил его мистер О’Дэти.
«Готово». Доктор свидетельствует — признаков опьянения как будто и не было. Только вот сердце что-то…
— Ну, этим займетесь потом. Мистер, приступите к допросу.
Ничего путного не извлечь из этого допроса. Старик от страха совершенно потерял память и сообразительность. Он понимает только одно, что его выгонят с места и семья останется без хлеба. Может, он еще смутно рассчитывает на Дэти. Во всяком случае, больше того, что Дэти у него действительно был несколько минут и затем по его просьбе ушел, что он, Смит, действительно с вечера порядочно выпил, — старый смотритель ничего не может сказать.
Полицейский чиновник его возьмет с собой. Там его сумеют допросить получше…
Но что это со стариком? Смит вдруг закачался. Начал коротко хватать воздух. Взмахнул смешно руками и хлопнулся на пол.
Брезгливо сморщился Фаренгайт: «Что это?» — «Смерть, мистер Фаренгайт!»
Инженер Левенстен несколько ошибся в расчете — не час, не два, а всего 15 минут выдержало старое сердце отрезвляющий газ…
По всей Уоллс-Воллс фабрике, от угольных складов под землей до электро-вентиляторной службы в 6 этаже, только и разговоров и шепотов об инженере О’Дэти.
«Германский шпион…» Проклятый большевик… громко в лабораториях инженеры. — «Коммунист… коммунист… Его хотели убить за попытку какого-то разоблачения. Молодчага. Спасется…» — шепотом в рабочих мастерских…
В девятом часу Кэт О’Дэти, взволновано плачущую, не спавшую всю ночь, — слухи добежали и до нее, — допустили к господину директору. «Ваш муж государственный преступник… Где он?… Я полагаю, вам это лучше известно… Удивлен, что вы еще имели возможность явиться ко мне…»
«Служебная записка. Сегодня 28 марта в 14 часов затопить печь № 2. Требуемая температура нагрева — максимум. Зам. технического директора инженер Чертой».
Одиннадцатый час. О'Дэти, поудобнее устроившись на ступеньках винтовой лестницы внутри дымовой трубы № 2, немного вздремнул, подкрепился куском хлеба и колбасы, которые успел захватить у смотрителя, и предался довольно грустным размышлениям. Единственная удача, что еще три дня не будут топить эту печь. Все остальное крайне печально. Случайно ли вошли к смотрителю или нет, днем все равно отсюда выйти нельзя. Очевидно, старик его не выдал… Значит, надо сидеть тут на ступеньках до ночи. Ночью попытаться незаметно вылезть: или с пропуском смотрителя пройти через пост, или, что значительно менее приятно, попробовать проехать в мусорной вагонетке. Что за чертовщина? Дверь внизу открывается. Неужели догадались… Кто-то с ярким электрическим фонарем начинает подыматься вверх… О'Дэти притаился, — может, не заметит?! Свет прямо на него. Кто там? Ирландец соскочил несколько ступенек вниз, к источнику света. Фонарь погас. При слабом, чуть сочащемся свете сверху на узких ступеньках — страшная борьба. Ирландец схватил неизвестного за горло, старается прижать его к перилам. Но неудачно схватил О'Дэти: сильный удар по локтю, и рука инженера повисает как плеть. Теперь его горло в тисках. Хрипит — «сдаюсь». Снова вспыхивает фонарик. «Вы, должно быть, инженер О'Дэти, не бойтесь. (Рука освобождает горло).
Я вас не выдам. Я вам не враг. Я трубочист Томан. Говорят, вас хотели убить за какое-то разоблачение… Я коммунист. Как видите, я могу быть вам только полезным, а минуточка и вы бы меня задушили».
Но не верит горячий ирландец, пока не убеждает его партбилет Томана.